Внезапно появившееся из темноты дерево, доказало ему, как сильно он заблуждался, по поводу своей исключительности. Налетев с разгона на толстый ствол, Вовик впечатался в него лбом и стек по нему вниз. Искры, полетевшие у него из глаз, были последним, что он успел увидеть перед тем, как провалился в мохнатую тьму.
Вовик очнулся от того, что начал захлебываться. Еще до того, как он успел открыть глаза, ему стало понятно, что он тонет. Ледяная вода булькала и заливала все пространство вокруг него. Вовику казалось, что он находится на огромной глубине. От острой нехватки воздуха он уже был на грани того, чтобы вновь провалиться в пучину бесчувствия. Но сделав над собой героическое усилие, он с трудом разлепил глаза и закашлялся. Неожиданно вода, заливавшая его лицо, куда-то отступила.
— Очнулся! — послышался радостный голос, показавшийся ему смутно знакомым. — А я уж было подумал, что ты так и окочуришься, не приходя в сознание!
Вовик с трудом сфокусировал разъезжающееся зрение, на говорившем, и к своему большому удивлению узнал в нем Кранца. В его лбу не было никакой дыры. И судя по тому, что старый лекарь добродушно улыбался, с мозгами у него тоже было все в полным порядке. В руках у него был кувшин с водой, которую он лил на лицо Вовику, приводя его в чувство. Протянув руку, чтобы проверить, цел ли его собственный лоб, Вовик взвыл от боли. Голова его была тщательно забинтована.
— А куда подевалась та тварь, что гонялась за нами? — спросил он лекаря.
— Ночью, ты с таким грохотом долбалнулся головой о дерево, что ужасное создание перепугалось и оставило нас в покое! — расхохотался Кранц. — Ну а если честно, то ее спугнул отряд легкой конницы, возвращавшийся из ночного рейда в лагерь.
Испуганно ощупав собственный лоб, Вовик вновь взвыл:
— Что со мной?
— Не поручусь за состояние твоего мозга, — усмехнулся лекарь. — Могу сказать лишь одно, несмотря на все твои усилия, он, по-прежнему, все еще находится в твоем черепе.
Вовик, кряхтя, приподнялся на локте и огляделся. Он лежал под большим раскидистым дубом. Рядом с ним на траве устроился Кранц, меланхолично покусывающий травинку.
— Дело, похоже, дрянь! — проговорил он, наконец.
— Сколько мне осталось? — собрав все свое мужество, задал вопрос Вовик.
Лекарь недоуменно покосился на него, потом язвительно произнес:
— Ну, меня-то ты уж точно переживешь! Если, конечно, будешь использовать голову по назначению и перестанешь здороваться ею со всеми деревьями в округе!
— Тогда, что ты имел в виду? — поинтересовался, заметно повеселевший, Вовик.
— Барон Станислас мертв, также как и весь дозор, включая твоего сержанта Топрика, — мрачно проговорил Кранц. — Это зловещее порождение тьмы убило всех и, забрав их мозг, исчезло. В живых остались только мы с тобой. И теперь мне придется приложить все красноречие, дабы убедить герцога Муравского в том, что мы до сих пор живы лишь по чистой случайности, а не из-за козней твоего хозяина.
— Герцог Бульдожский мне не хозяин! — сварливо произнес Вовик.
— Тогда ответь мне, почему ты одет в форму бульдожского мечника, а на твоем щите изображена брылястая собака — герб твоего герцога? — недоуменно пожав плечами, задал вопрос Кранц.
— Долгая история! — отмахнулся Вовик. — Я служу тому, кто больше платит.
— Ты хочешь сказать, что ты ландскнехт? — недоверчиво покосился на него Кранц. — Должен заметить, что ты не особо развит физически для ремесла наемника. Разреши, в связи с этим, полюбопытствовать — и в скольких кампаниях ты уже участвовал?
— Это первая, — немного помявшись, честно признался Вовик.
Кранц хотел что-то съязвить по этому поводу, но в это время к ним подошел молодой воин и торжественно возвестил:
— Лекарь, наш милостивый хозяин, герцог Муравский, только что самолично прибыл сюда. Он приказывает тебе, и этому бульдожскому молокососу, незамедлительно явиться к нему, чтобы держать ответ по поводу той ужасной трагедии, что произошла здесь сегодня ночью.
Когда Кранц с Вовиком почтительно предстали перед герцогом, тот был занят тем, что, с невыразимой скорбью, взирал на бренные останки барона Садисласа. Правая рука его нервно теребила рукоять, висевшего на перевязи меча, в богато изукрашенных ножнах.