Скоро к странным чертам ее лица привыкли, и оно уже не только никому не казалось некрасивым, а, напротив, именно его своеобразие заставляло теперь каждого признать, даже женщин, что оно прекрасно, хотя заметим, что среди своих прежних соплеменниц Большелобая лицом тоже никак не выделялась. Все мужчины племени Горного барса - от юнцов до мужчин - оказались во власти ее красоты и страстного желания овладеть ею. Но мало кто надеялся осуществить эту мечту, поскольку для того, чтобы сблизиться с чужеземкой, нужно было вначале убить сильнейшего сородича - Лежащего Зубра. Красавец (по представлениям неандертальцев), любимец женщин Стройный Олень попробовал тайком от него добиваться расположения Большелобой. Однако он переоценил свою неотразимость - чужеземка осталась к нему равнодушной, а Лежащий Зубр, догадавшись о намерениях ловеласа, жестоко избил его и жизнь сохранил лишь из милосердия, которого никогда не мог преодолеть в себе. После этого только Медведь и третий по силе охотник племени Ловчее Рыси позволяли себе иной раз заговаривать с Большелобой. И тот, и другой призывали ее отдаться ему. Однако и они опасались открыто заигрывать с нею. Именно эти два охотника надеялись когда-нибудь отобрать ее у Лежащего Зубра.
Женщины невзлюбили Большелобую. Уже в первый раз, когда она пошла с ними в лес собирать хворост, они стали дразнить ее бесстыдным образом и пихать с разных сторон, затевая ссору. Большелобая вначале злобно расхохоталась, затем кинулась на самую наглую из обидчиц, схватила ее за волосы, опрокинула на землю и стала избивать ногами. Те женщины, которые старались выручить соплеменницу, падали под увесистыми ударами чужеземки. После они уже не досаждали ей подобным образом. Однако еще долго презирали ее, чинили ей всяческие неприятности, правда, без какой-либо изощренной изобретательности, тем не менее часто весьма обидные. Они почти не общались с чужеземкой. Вступали в разговор с нею лишь в случае необходимости, например, во время совместной работы, а работать женщинам приходилось не мало: помимо уже названного сбора хвороста, чем, впрочем, больше занимались подростки, много собирали всевозможных кореньев, ягод, плодов, зерен диких злаков, трудились над выделкой шкур и кож животных, шили из них примитивные одежды и даже обувь и т.п.
Со времени возвращения Лежащего Зубра прошло уже полтора года, а чужеземка по-прежнему оставалась недосягаемой для остальных мужчин.
Ловчее Рыси полюбил ее ранней весной, когда в горах ревело половодье, когда теплый влажный ветер колыхал вершины огромных сосен и тревожно шумел в лесу.
Люди все тогда ощущали большую радость и испытывали сильно возросшее страстное влечение: мужчины к женщинам - женщины к мужчинам.
Им не верилось, что проклятая лютая зима наконец-то позади, что скоро станет так тепло, что не придется просыпаться по утрам от холода и постоянно думать о том, как бы согреться. Долго страдали они от невыносимых стуж и свирепых вьюг, так долго и сильно, что воспоминания о времени, когда было тепло и все кругом благоухало блестящей на солнце зеленью, казались воспоминаниями о снах, чудесных и прекрасных. Людям трудно было поверить, что тепло когда-нибудь вернется. Но вот оно вернулось. Люди срывали с себя ненавистные звериные шкуры, с которыми не расставались всю зиму, и подставляли свои закаленные, избитые холодами тела под ласки наконец подобревшего солнца. Им доставляло огромное удовольствие, оставшись в одной набедренной повязке, выбрав место, где нет ветра, и лучи пригревают особенно ощутимо, прохаживаться взад-вперед неторопливо вразвалочку или дремать на подстилке из шкур.
Мужчины, привыкшие видеть женщин в мешковатых зимних одеждах, теперь были ослеплены белизною их оголенных тел и не могли отвести от них глаз. Друг за другом они следили настороженно и враждебно.
Женщины специально повязывали свои узкие набедренные шкурки слишком свободно и дразнили мужчин походкой и откровенными взглядами. Те нервничали, блуждали вокруг себя тоскливыми испуганными взорами и то и дело сжимали рукояти палиц. По малейшим пустякам между ними вспыхивали ссоры. Горы огласились перестуком палиц, яростными воплями ревнивых мужей и криками ожидающих своей участи женщин.
Иных мужчин нельзя было узнать: так преобразились они в эту пору. Они были какие-то одухотворенные, с глазами полными радости и в то же время безумной отрешенности. Такие были особенно опасны. Дольше остальных они не обнаруживали предмет своей страсти, но уж если хватали какую-нибудь женщину за руку, то дрались за нее насмерть, и даже соперники значительно более сильные не всегда хотели с ними связываться.
То было время, когда дикая неудержимая энергия овладевала всеми мужчинами, когда слабачек мог стать неодолимым богатырем, когда самый последний трус мог сделаться безрассудным смельчаком, когда в лучшем друге можно было встретить остервенелого врага.
И каждую весну было так. Каждую весну мужчины сшибались в яростных единоборствах, и никакая сила не могла укротить их свирепую ненависть друг к другу. Глупый бешенный побудок словно оглушал их, кружа голову и бросая в дрожь, заставляя забыть обо всем, кроме этих сверкающих ногатою женских торсов и ног. Они видели только их и больше ничего.
Впрочем, драк из-за женщин всегда было много, но в это время особенно.
Все же как ни похожи были весны одна на другую, Ловчее Рыси чувствовал, что эта весна какая-то необыкновенная, совсем иная для него, чем те, предыдущие. Нет, не испытывал он раньше того странного чувства, которое владело им сейчас, владело неотступно и повсюду, даже на изнурительной охоте. То было какое-то непонятное томление на душе, постоянное смутное тревожное ожидание чего-то - то ли хорошего, то ли плохого.
Конечно, Ловчее Рыси не был склонен к наблюдению за своими переживаниями, да он никогда и не утруждал себя тем, чтобы хоть как-то в них разобраться, и разве мог он догадаться, что между чувством, которое томило его с ранней весны и наслаждением, какое он испытывал каждый раз, когда видел чужеземку, есть что-то общее. А ведь разве уже зимой его не охватывали страстные порывы овладеть ею и разве ему было не труднее сдерживать эти порывы, чем те, которые охватывали его при виде других привлекательных женщин, тоже принадлежащих не ему? Впрочем, тогда его влечение к Большелобой не очень отличалось от влечения к этим женщинам.
Но шло время, наступила весна, и чем сильнее всеобщая любовная горячка опьяняла сородичей, тем сильнее становилась и его страсть к Большелобой. Иногда желание овладеть ею было так сильно и невыносимо, что Ловчее Рычи, яростно рыча, сжимал в руках палицу и вгрызался в нее зубами.