- Нет. Этого не может быть, - говорил он. - Не могут мертвецы выходить из могил и ходить, как живые.
- Тогда кто же это? Если не призрак, не мертвый, не живой, то кто? Пусть Чудной скажет, если знает, - усмехнулась Большелобая.
Чудной не ответил на вопрос, а заметил:
- Если Лежащий Зубр вылез из могилы, мертвый или живой, то могила должна быть разрыта. Значит там сейчас яма.
Едва он так сказал, как все бросились к могиле Лежащего Зубра.
Он был похоронен неподалеку от реки на опушке хвойного леса, который спускался к ней по склону горы. На другой стороне реки теснились могучие скалы. Лес там рос преимущественно широколиственный. Желтая листва деревьев ярко выделялась на фоне корявых каменных громад.
Выдался погожий день, и хотя была середина осени, солнце слегка пригревало. Люди, которые начали носить одежды из шкур, хотя еще по-осеннему легкие, чувствовали, что им жарко.
Племя горного барса хоронило своих усопших где придется. Все были уверены, что на этой опушке могила только Лежащего Зубра. Они и не подозревали, что здесь кроме нее, по меньшей мере, еще с полсотни других захоронений, но таких давних, что никто о них не знал уже. Даже могильные насыпи стали едва приметными бугорками. Всю опушку покрывало густое разнотравье, еще ничуть не пожелтевшее и не поблекшее, потому что, как уже было замечено выше, трава остается зеленой осенью намного дольше листвы.
Люди окружили могилу Лежащего Зубра. Продолговатый невысокий бугор густо порос травою. Никто не заметил никаких признаков того, что намогильная насыпь бала хоть малейшим образом нарушена. Внимательно осмотрев ее, люди непонимающе развели руками и снова уставились на Синеокого. Затем перевели взгляды на Чудного и Большелобую. Она сказала:
- Значит, Лежащий Зубр вылез давно: трава успела вырасти. Новая.
- Лежащий Зубр закопал яму? Зачем? - спросил Чудной.
Большелобая задумалась, потом проговорила:
- Чтоб живые не знали, что мертвец из могилы вышел.
- Зачем мертвец хочет, чтобы живые не знали? - снова спросил Чудной.
Большелобая пожала плечами и опять задумалась. Затем ответила:
- Мертвец знает зачем надо то, что делает. Живые не знают, что задумал мертвец. Откуда знать живым?
- Лежащий Зубр лежал мертвый - у Лежащего Зубра здесь рана была, большая рана, вот какая, - Чудной указал себе на солнечное сплетение и пальцами показал размеры раны и спросил:
- Большелобая, Ловчее Рыси видели, как мертвый Лежащий Зубр ходит, как живой. У Лежащего Зубра Была здесь рана?
Большелобая и Ловчее Рыси в недоумении посмотрели друг на друга. Как же раньше они не подумали об этом?! Нет, никакой раны не было у Лежащего Зубра, виденного ими после его погребения.
- Нет, - сказал ловчее Рыси. - Никакой раны. Лежащий Зубр совсем как живой. На мертвеца совсем не похож.
Большелобая обвела всех изумленным взглядом и медленно произнесла не менее изумленным голосом:
- Неужели и правда..., неужели..., неужели цветы вылечили? Неужели ожил? Лежащий Зубр живой? - Потом растерянно-недоумевающе проговорила: - Почему Лежащий Зубр не приходит?
Она снова обвела взглядом окружающих.
- Может, память в могиле осталась. Лежащий Зубр все забыл, - предположил кто-то.
- Надо его найти, привести к нам, - предложил другой.
- Если Лежащий Зубр ищет сородичей, если хочет быть с сородичами, тогда зачем не хочет, чтобы сородичи знали, что из могилы встал? - спросил Чудной.
Опять соплеменники глядели друг на друга и молчали: никто не мог ответить на этот вопрос, даже Синеокий, даже Большелобая, даже Чудной. Но последний знал, что нужно делать, чтобы значительно продвинуться в поиске ответа на страшную загадку. Он указал на могилу и произнес фразу, которая, наверное, была одним из самых первых словосочетаний, появившихся с того времени, как человек научился из слов слагать простейшие конструкции, фразу, которую поняли бы и питекантропы,
а уж тем более неандертальцы, фразу с твердой логикой которой трудно было поспорить:
- Если ушел, значит, нет.
Все же Чудной счел необходимым пояснить свою мысль:
- Копать надо, чтобы узнать.
- Правильно! Да! Да! Копать надо! Если вылез, то там нет! - раздались одобряющие голоса.
Сразу же подростков послали к пещере за палками-копалками: возвращаясь со своих работ, собирательницы там оставляли свои нехитрые орудия труда. Становище было близко. Мальчишки вернулись быстро, принеся самые лучшие палки-копалки - наиболее острые и широкие. Женщины скорее дружно взялись за работу. Раскапывали могилу они, а не мужчины, поскольку те не имели нужной сноровки. Женщины копали лучше также потому, что группы мышц, выполнявших эту работу, у них благодаря ежедневной тренировке были развиты особенно хорошо, отчего телосложение многие имели мужиковатое. Ни одному из охотников не пришло и в голову взяться за палку-копалку: конечно, это не мужское дело. Они стояли в стороне, с нетерпением ожидая результатов эксгумации.
Женщины работали попарно, часто сменяя друг друга. Поэтому работа шла быстро. Копали вот каким образом: рыхлили землю палкой, потом выгребали и выкидывали ее руками.
Вдруг одна из работавших вскрикнула и выскочила как ошпаренная из ямы. Ее напарница повернулась, посмотрела туда, где она только что была, завизжала и тоже быстро выкарабкалась наверх. Обе вылезшие из могилы женщины были смертельно бледны. Лица их выражали животный страх.
Одна вообще потеряла способность речи. Другая с дрожью в голосе проговорила:
- Там,... там... там есть что-то. Там Лежащий Зубр есть.
Муха - так звали эту женщину - стала изображать руками как копала:
- Муха палкой - раз, два. Вдруг палка как-то не так стала втыкаться. Муха вначале думает - камень. Нет, рядом мягко, но не как земля. Муха стала руками вот так, вот так, - она сделала разгребающие движения руками, - а там, там тело показалось. Серое, страшное. И черви там. Много червей. Фу. Пахнет сильно. Невкусно пахнет. Вонь.