Где работают женщины, там всегда звучит песня. Вот и сейчас женщины запели:
— Ханга-а-ха, ха-а!
Копчем принес отцу обожженную в костре фигурку. Все обошлось благополучно, фигурка нигде не потрескалась.
Ньян натер фигурку смесью из сала и золы и подвесил ее в хижине[4]. Отныне Ниана постоянно будет с ним, теперь он не одинок.
К вечеру вернулись охотники. Охота была неудачной: две лисицы, которых никто не хотел есть, и маленький олененок.
Да еще Сын Мамонта принес двух сурков и несколько куропаток.
Во время ужина вновь разгорелся спор, кому же быть во главе племени. Соглашались, когда говорили о смелом вожде, и тут же умолкали, когда надо было кого-нибудь назвать. В каждом находили недостатки.
— Этого не хотим! — кричали всякий раз.
Никто не хотел считаться с мнением другого. Каждый защищал то, что ему пришло в голову. Охваченные гневом, люди походили на свору собак. Так ни до чего не договорившись, они разошлись. Но из многих хижин еще долго раздавалось недовольное бормотание.
— Этой ночью буду сторожить я, — заявил Сын Мамонта. Он не мог простить прожорливой росомахе ночного грабежа и хотел сам рассчитаться с хищницей. — Кто со мной? — обратился он к сидящим у костра охотникам.
Старый Космач встал и присоединился к Сыну Мамонта.
Из хижины коварного Задиры донеслось, как всегда, ехидное:
— Космач будет сторожить? Считайте, что у росомахи сегодня праздник!
Все промолчали. С Задирой никто не хотел связываться.
Копчем с Бельчонком подтащили шкуры и устроили себе постель перед хижиной Ньяна, положив рядом новые копья. Вместо кремневых на них были острые костяные наконечники. Ребята надеялись ночью подкараулить росомаху.
Становище погрузилось в сон.
Мамонты
Ночь прошла спокойно. Никто не появился вблизи стоянки. Но Задира все-таки что-то заметил. Прошелся несколько раз по становищу, словно отыскивая какую-то вещь, а потом подошел к костру и громко заявил:
— Росомаха унесла Ньяна! Росомаха украла Ньяна!..
И действительно, Ньян исчез. Росомаха, конечно, тут была ни причем. Ньян не вернулся ни к вечеру, ни на следующий день, ни на третий.
Дни проходили за днями, а в племени по-прежнему царил беспорядок, и пожилые охотники напрасно старались объединить перессорившихся мужчин.
Недалеко от становища появился табун диких лошадей, но охотники не спешили на охоту и вернулись ни с чем. Потом они пожалели, что не выставили на холмах дозоры, которые вовремя могли бы предупредить их о приближении табуна.
Однажды Дыю перешел лохматый носорог, но, обнаружив становище, скрылся раньше, чем охотники успели к нему добежать.
Мужчины переругивались, сваливая вину один на другого. Волчьему Когтю надоело слушать их пререкания, и он вместе с Зайцем отправился в дозор на холмы. Космач с Укмасом решили пойти к реке. Остальные мужчины продолжали спорить о том, куда следует идти на охоту, кто с кем пойдет и кто будет во главе. Как обычно, Задира и Куница над всеми насмехались, но никто не стал их останавливать. Все были недовольны друг другом, и никто в племени не пользовался таким уважением, чтобы к его голосу прислушались.
Всем хотелось, чтобы в племени наконец воцарился порядок, но никто не хотел никому подчиняться, никто никого не хотел слушать.
Ясно было, что это до добра не доведет. И результаты не заставили себя ждать.
Наступили голодные дни.
Благо, что еще люди отъелись после удачной охоты на зубров, не то совсем бы плохо пришлось.
Ньян отсутствовал уже целую неделю, и никто не знал, что случилось со смелым охотником. Может быть, волки давно уже обглодали его кости?
И вдруг совсем неожиданно Ньян появился в становище.
Уставший, окровавленный, едва державшийся на ногах, он шел, ведя за собой молодую женщину со связанными руками.
Сбежалось все племя.
— Ньян привел жену! Ньян привел жену! — раздавались возбужденные голоса.
Такого интереса и удивления уже давно не вызывало ни одно событие.
Ньян наклонился к роднику и долго пил. Потом встал, и не отирая воды, стекающей с усов и бороды, развязал женщине руки, сказав при этом только одно труднопроизносимое слово:
— Шчекта!
Это было имя новой жены Ньяна.
Охотники ждали от Ньяна рассказа о том, где он был и как ему удалось заполучить жену, но Ньян, ни слова не говоря, тяжело опустился на камень. То, что ему много пришлось пережить, было видно и так, об этом нечего было рассказывать, но о чужой женщине, о ее племени Ньян мог бы что-нибудь сообщить. Ведь могло случиться и так, что Ньян украл эту женщину у какого-то сильного племени и чужаки теперь могут явиться вслед за Ньяном, чтоб потребовать выкуп.
Охотники расположились на траве, с нетерпением ожидая объяснений. Шчекта, присев около камня, спокойно переводила взгляд с одного охотника на другого, очевидно смирившись со своей участью. Вокруг бедер у нее был повязан широкий кожаный пояс, похожий на короткую юбку, а на шее висели шнурки с несколькими костяными колечками. Однако это было не все: подбородок женщины украшали черточки — шрамы. Все тут же обратили на них внимание и поняли, что это знак племени, к которому принадлежит Шчекта. А какого — этого никто не знал, так как ни разу вестоницкие охотники не встречали людей с таким знаком.
Женщины с любопытством разглядывали прическу Шчекты. Это было нечто удивительное! В вестоницком племени волосы у женщин были свободно распущены по плечам и спине; самое большее, что они себе позволяли, — это перевязать их ремешком. У чужой волосы были так замысловато убраны, что их необходимо было рассмотреть поближе, и женщины не удержались от искушения. Они подходили к пришелице, прикасались к ее голове, поворачивая ее из стороны в сторону, громкими криками выражая свое удивление. Они выяснили, что волосы у Шчекты заплетены во множество маленьких косичек, а те, в свою очередь, связаны между собой поперечными ремешками.
— Еей-еей!.. — прищелкивали женщины от удивления языком.
— Эта прическа неудобна! — заявила лентяйка Шишма. — Как можно ловить вшей в такой голове!
— Правда, правда! — присоединились к ней и остальные после некоторого размышления.
С этого момента прическа молодой женщины перестала им нравиться.
Ньян наконец отдышался, встал и произнес четко:
— Мамонты, мамонты, мамонты.
Эта весть вызвала оживление среди охотников. Ньян говорит — «мамонты»? И не один, а много мамонтов! Вот удача! Все давно уже ждут такого случая!
— Ньян, где ты их видел?
— Они идут сюда?
Вопросы сыпались со всех сторон, но как только Ньян начал рассказывать, тотчас наступила тишина.
— Мамонты идут сюда, много мамонтов идет сюда!
Шумным ликованием встретили охотники эту весть.
Они повскакали со своих мест, кувыркались, хлопали в ладоши и весело смеялись. Снова наступит благополучие, снова в племени будут большие запасы мяса!
Опытные охотники Космач, Укмас, Волчий Коготь и Сын Мамонта не разделяли общего веселья. Одно сообщение о приближающихся мамонтах еще не означает верную добычу. Мамонты могут перейти Дыю где-нибудь в другом месте… И наконец, мамонты — это не зайцы и даже не олени. Охота на мамонта — дело трудное, к ней нужно хорошо подготовиться.
Однако большая часть племени веселилась и вела себя так, словно мамонты уже были пойманы. После долгого и шумного спора было наконец решено, что несколько охотников тотчас отправятся на разведку: одни пойдут на холм обозревать равнину, а другие останутся в становище и будут готовиться к большой охоте.
4
Эта глиняная статуэтка была найдена при раскопках в 1925 году и известна теперь в науке как Вестоницкая Венера (Венера — богиня красоты в античной мифологии).