— Открывайте! Полиция! Катя подошла к двери:
— Я одна… муж тяжело болен… не могу открыть… Приходите утром…
— Открывай!!!
— Я не знаю, кто вы… я боюсь… Помогите!.. — истерически закричала Катя.
— Я полицейский пристав вашего участка Варфоломеев, — пророкотал за дверью строгий бас. — Имею ордер па обыск. Требую немедленно открыть!
— Я не знаю вас! — Катя торопливо сняла висячую лампу, плеснула керосин в топку печи и кинулась искать спички.
— Открывай! — снова рявкнул кто-то.
— Без дворника не открою! — Катя лихорадочно шарила по подоконникам.
— Где же дворник? — прикрикнул пристав на кого-то из полицейских чинов.
— Невозможно привесть.
— Почему?
— Пьян без памяти, ваше благородие.
— Тащите волоком!
Михаил встал, чтобы помочь Кате отыскать спички. Катя в темноте наткнулась на него, поволокла к кровати, зашептала ему в ухо:
— Ложись немедленно. Ты тяжело болен… Я уже нашла спички, нашла…
Осторожно нащупала печку, подожгла рукописи и прикрыла дверцу. Потом накинула на себя халат и, совсем обессилев, опустилась на стул.
Оглянулась на печь. Круглые отверстия дверцы высветились яркими точками в темноте комнаты. Хорошо, что догадалась плеснуть керосина. Поднялась, привернула горелку, зажгла лампу и пристроила ее на место. Наконец приволокли дворника.
— Открывайте, Катерина Михайловна, это я, Тимофей Затравкин. Открывайте, полиция требует, — пробормотал он коснеющим языком.
Катя открыла дверь. В комнату ввалилось несколько человек.
— Ваше благородие! — закричал полицейский. — Жгут прокламации!
— Достать! — приказал пристав.
Полицейский грохнулся на колени перед печкой, открыл дверцу и, обжигая руки, с руганью вышвырнул горящий пук рукописей на пол. Сдернул со стола скатерть и, набросив ее на рукописи, загасил пламя.
— Нехорошо, господа Александровы, нехорошо! А еще интеллигентные люди! Нехорошо! — протянул пристав, уселся за стол и приказал полицейскому: — Клади сюда! И обыскать все! Как следует!
Трое полицейских и филер в цивильном платье ринулись исполнять приказание. Искали ретиво. Перерыли, перетрясли все, до последнего лоскутка. Больного подняли с постели, обыскали самого, а затем прощупали с чрезвычайной дотошностью матрас и подушку. Но сколь ни старались, ничего полезного для следствия не нашли. Поневоле все внимание пристава переключилось на извлеченные из пламени рукописи.
Рукопись, оказавшаяся сверху, сильно обгорела, и пристав, стараясь не запачкать руки, отложил ее в сторону и углубился в чтение следующей.
Читал он старательно, пытаясь добраться до истинного смысла написанного, и в минуты особо сильного напряжения мысли шевелил толстыми губами и даже произносил про себя отдельные, особо встревожившие его слова:
— …а что за штука такая хорошая — политическая и гражданская свобода…
Но тут же, опасливо покосившись на стоящего рядом филера, понижал голос до невнятного шепота, а то и вовсе откладывал в сторону крамольную страницу.
Но скоро это чтение ему надоело, он стал просто перелистывать страницы одна за другой, пока не наткнулся на сложенный вчетверо лист плотной бумаги.
Развернув его и поняв, что это план какого-то здания, пристав сразу оживился.
— Любопытно-с, любопытно-с…
Осмотрел подозрительно лист с обеих сторон и обратился к Михаилу:
— Что за чертеж?
— В первый раз вижу, — сказал Михаил и посмотрел на Катю достаточно выразительно.
Но она или не поняла его предостережения, или решила, что огульное запирательство только усугубит подозрительность пристава и, не дожидаясь дальнейших вопросов, сама вступила в разговор.
— Муж прав, — сказала она приставу, — он действительно первый раз его видит. Я ему этого плана еще не показывала. Я хотела сделать ему сюрприз.
Услышав про «сюрприз», филер злорадно усмехнулся, но на пристава это благополучное и столь не подходящее к данной ситуации слово произвело иное впечатление. От этого слова повеяло чем-то уютно-домашним, бесконечно далеким от его беспокойной и за долгие годы изрядно опостылевшей профессии, и он, вскинув голову, даже при свете не очень яркой десятилинейной лампы разглядел, что перед ним женщина молодая и очень даже привлекательная.
— Вы сказали, сударыня, сюрприз, соблаговолите пояснить, в каком именно смысле.
— Я его по памяти набросала, — принялась вдохновенно сочинять Катя, — и не успела еще закончить, поэтому и не показала мужу. Понимаете, я уже пятнадцать лет не была в этом доме, и кое-что забылось…