Посланец Деникина коротко охарактеризовал обстановку, несколькими географическими пунктами обозначил линию фронта, прибавив, что за истекшие двое суток она, безусловно, еще более приблизилась к столице, и особо подчеркнул, что главнокомандующий генерал Деникин требует немедленных и достаточно энергичных акций в Москве.
— Что я могу доложить его высокопревосходительству? — спросил он.
— Выступление состоится в течение ближайших трех дней… — сообщил штабс-капитан.
— Точнее! — строго перебил его ротмистр.
— Пока это предел точности, — с еле уловимой ноткой раздражения в голосе ответил штабс-капитан.
— Как же мы узнаем о начавшемся выступлении? — столь же строго спросил ротмистр.
Штабс-капитан твердо выдержал его взгляд. Отвечал четко, но сухо:
— Узнаете немедленно. Основная цель нашего удара — захватить телеграф и радио. Силы паши недостаточны, чтобы удержать власть в Москве, но несколько часов мы продержимся. И как только в наших руках окажутся радио и телеграф, немедленно объявим на весь мир, и прежде всего по всем фронтам, что Советская власть пала. Мы уверены, что это откроет дорогу в Москву генералу Деникину.
— Родина не забудет вашего подвига! — торжественно произнес ротмистр и тут же спросил: — Но вы сказали, что силы ваши недостаточны. Каким же способом надеетесь достичь успеха? Я имею в виду захват телеграфа и радио.
— Посредством отвлекающего маневра, господин ротмистр, — с подчеркнутой любезностью ответил штабс-капитан. После короткой паузы добавил: — Некоторые детали оперативного плана еще уточняются. Полагаю, для штаба верховного главнокомандующего эти детали не представляют интереса. Важен финал. Чтобы на всех фронтах получили сообщение, что власть Советов свергнута и Москва освобождена от большевистского ига. Не так ли, господин ротмистр? Так вот, как я уже имел честь вам сообщить, в течение трех суток, считая с завтрашнего дня, такое сообщение будет передано из Москвы. Ну а все дальнейшее, в том числе и наша жизнь, господин ротмистр, будет зависеть от вас, от оперативности вашего штаба, от того, как скоро придете вы в Москву довершать начатое нами.
— Мы поспешим, — заверил ротмистр.
— Мы будем вас ждать, — сказал штабс-капитан и, обернувшись к молча слушавшему Николаю Николаевичу, продолжил: — Теперь о наших делах. Есть сведения, что за вашим домом установлено наблюдение. Пользоваться им как явкой, тем более для заседаний штаба, нельзя. Завтрашнюю встречу проведем точно в назначенное время, но в кафе в Настасьинском переулке. Засим разрешите откланяться: я должен быть на вечернем разводе.
Штабс-капитан, он же помощник начальника командных курсов Красной Армии, постарался незаметнее проскользнуть на улицу.
В подворотне он дождался, когда мимо прошла какая-то веселая компания, и как бы влился в нее.
И все же появление его не осталось незамеченным. Из арки на другой стороне переулка вышли четверо. Двое пошли за красным командиром, который вместе с веселой компанией удалялся в сторону Большой Полянки. Двое других скрылись во дворе, из которого только что вышел заинтересовавший их красный командир. Они знали, куда идти, и, вероятно, знали пароль. Во всяком случае, их сразу впустили в дом. Они прошли прямо в угловую комнату.
На сей раз ротмистр не успел выхватить наган. Мгновения, потраченного им на то, чтобы кинуть вопрошающий взгляд на хозяина дома, оказалось достаточно незваным гостям.
Ротмистра обезоружили и, заломив ему руки за спину, надежно связали их. Николай Николаевич сам протянул руки, по чекисты, поглядев в его побелевшие от страха глаза, только усмехнулись.
На первом же допросе Николай Николаевич выдал всю свою организацию.
К утру были арестованы все члены боевого штаба и разоружены все подчинявшиеся им воинские подразделения.
«Национальный центр» прекратил свое существование.
Секретарь Московского комитета Владимир Михайлович Загорский готовился к вечернему заседанию. Заседанию, как это сказано было в объявлении, опубликованном в «Правде» и «Известиях», важному и необходимому.
Владимир Михайлович еще утром распорядился, чтобы работники отдела пропаганды тщательно проверили, все ли приглашенные на заседание могут явиться, и теперь ему докладывали о результатах проверки. Несколько человек были в отъезде, двое в больнице. Владимир Михайлович тут же назвал фамилии товарищей, которых надо пригласить взамен отсутствующих, и сказал, чтобы их немедленно известили.