По испитому лицу старого морфиниста скользнула злобная усмешка. Барановский, на вид медлительный и вялый, был патологически жесток. Занимаясь квартирными грабежами в Туле, он, допытываясь у своих жертв, где спрятаны деньги и драгоценности, подвергал их мучительным пыткам, прижигая тлеющей папиросой самые болезненные части тела. Во время экса на патронном заводе он без всякой на то надобности застрелил кучера, который вез кассира с деньгами. А когда его попрекнули ненужным убийством, сказал, нехотя улыбаясь:
— Одним свидетелем меньше…
Он сам вызвался кидать бомбу в здание МК вместе с Соболевым, едва услышал о подготовке к взрыву. И Соболев охотно взял его в подручные: Барановский с полным безразличием относился к жизни и смерти, как к чужой, так и к своей.
— Пошли, Саша, — повторил Соболев, пропустил Барановского вперед и, остановившись в дверях, напомнил остающимся: — Вам выходить ровно через полчаса. И ровно в восемь, ни минутой позже, быть в Чернышевском!
У Покровских ворот сели на извозчика, доехали до Театральной площади. Молча дошли до Копьевского переулка. У многоэтажного дома остановились. Барановский прошел во двор и вскоре вернулся вместе с Васькой Азаровым.
— Прикрывай нас, — сказал Соболев Барановскому, и тот, пропустив Соболева и Азарова вперед, пошел следом за ними.
Поднялись по Дмитровке и свернули в Козицкий переулок. Соболев и Азаров вошли в дом с черного хода, Барановский остался во дворе.
Сашка Розанов, как приказано было, ждал их. Но был заметно встревожен. И Соболев сразу заметил это.
— Значит, сегодня… — сказал Розанов.
— С парадного открыто? — не отвечая ему, спросил Соболев.
— Открыто.
— Встанешь в конце коридора. Сюда никого не пропускай. Только без лишнего шума, без стрельбы.
— А если двое? Они теперь парами ходят…
— Отведи. Как птица от гнезда отводит. Если сюда пропустишь, на дне моря сыщу.
Сашка Розанов вышел. Азаров вытащил из-под кровати большой сверток и осторожно поставил на стол.
— От удара не взорвется? — с усмешкой спросил Соболев.
— А черт его знает, — отмахнулся Васька Азаров. Он развернул сверток. Там было десятка три кубиков, похожих на бруски банного мыла.
— Какого же ты дьявола! — разозлился Соболев. — Тебе сказано было уложить в ящик!
Васька стал оправдываться:
— Не нашлось подходящего. Ну и что? Можно свивать веревкой…
— Дура! Кидать будем. Рассыплется все к боговой матери! И выйдет пшик!
— Ладно, поищем, — сказал Васька Азаров.
Отошел в угол комнаты, где у Розанова стоял самодельный верстак с небольшими тисками и другим слесарным инструментом. Пошарил под верстаком и достал фанерную коробку, наполненную шурупами, болтами и гайками. Высыпал все металлическое барахло на верстак и протянул коробку Соболеву.
— Это, брат, не ящик, а футляр первый сорт!
— Твое счастье, а то бы я тебя! — сказал Соболев, но уже без всякой злобы.
Коробка, действительно, была очень удобна, даже и с точки зрения конспирации.
— Эх, жизнь наша быстротечная! — расчувствовался Васька Азаров. — Дамочка какая-то шляпку хранила, в шляпке этой хахалей приманивала, а теперь поселится тута гремучая смерть! Этак оно: идешь — не знаешь, где найдешь, где потеряешь…
— Хватит болтать! — строго прикрикнул Соболев. — Поищи веревочку.
Васька Азаров отыскал под верстаком моток тонкой бечевы.
Соболев быстро уложил в коробку взрывчатку, приладил запал, закрыл коробку крышкой, выпустив из-под нее конец бикфордова шнура, и тщательно, в несколько рядов, обвязал прочной бечевкой.
Проверил, удобно ли нести, потом выглянул в коридор и окликнул притаившегося в дальнем его конце Сашку Розанова.
Сашка поспешно подошел и, взглянув на него, Соболев прочел на его лице нетерпеливое ожидание: когда эти опасные гости оставят его в покое…
— Скоро вернемся, — сказал ему Соболев. — Запрись на ключ и никому не открывай нипочем. Только на наш условный стук. Понял?
— Понял…
— Ну, смотри!
— Теперь ты прикрывай нас, — сказал Соболев Азарову, когда они вместе вышли из подъезда.
Переулком вышли на Тверскую, пересекли Страстную площадь, напротив Большой Бронной перешли на другую сторону улицы и двинулись в обратном направлении.
У памятника Пушкину Яша Глагзон во всем своем великолепии старательно веселил двух размалеванных девиц, не спускавших с него глаз.
— Котует, фраер! — беззлобно ухмыльнулся Сашка Барановский.
— Теперь иди к Розанову и до девяти часов не выпускай его никуда, — приказал Соболев догнавшему их Азарову. — Даже в сортир не выпускай. Понятно?