Заканчивая статью, Галерка писал:
«В нашем отношении к партийному органу сказался пережиток кружкового периода… Выдвинув тезис положительной работы, мы забыли, что правильное ведение нашего органа, а следовательно, и воздействие на него — тоже положительная работа. Главное же, мы забыли, что ЦО является в известной мере представителем партии: поскольку редакция компрометирует орган, она компрометирует, тормозит и убивает нашу положительную работу. Попытка отмолчаться, уйти от дрязги в другую работу, покинув орган на произвол нынешней редакции, — эта попытка превращается в уклонение от исполнения трудной партийной обязанности сделать орган достойным партии.
Центральный орган должен объединять партию… Центральный орган должен быть для нас такой же святыней, как красное знамя во время демонстрации и в момент восстания.
По отношению к партийному большинству редакция превратила наше священное красное знамя в казацкую нагайку.
Что ж, это отчасти заслужено вами: уклонение от прямой, хотя и трудной, партийной обязанности не проходит безнаказанно для партии».
Владимир Ильич высоко оценил боевое выступление Галерки против меньшевиков.
Когда в связи с «носковскими реформами» затруднилось печатание статей, Владимир Ильич писал Бонч-Бруевичу:
«Пожалуйста, примите все и всяческие меры для ускорения выхода
1) брошюрки Рядового и Галерки,
2) Вашего заявления с документами,
3) брошюрки Галерки, посланной сегодня»[6].
Примечательно, что в редакционных замечаниях на статью «Орган без партии и партия без органа» Ленин особо отметил: «Конец статьи, по-моему, очень хорош…»
Первые три статьи, преодолевая препоны, установленные Глебовым-Носковым, еще только прорывались к выходу в свет, а Галерка уже написал следующую статью.
На сей раз это был ответ непримиримого большевистского публициста на печально известную «Июльскую декларацию» цекистов-примиренцев.
Статья называлась «Долой бонапартизм!»
Среди меньшевистских «генералов» стало признаком хорошего тона бросать Ленину обвинения в бонапартизме.
Этот хлесткий термин Галерка обратил в бумеранг и отослал обратно. С большим к тому основанием. Переворот в ЦК, учиненный Носковым и К°, был поистине бонапартистским. Троица не только захватила власть и, захватив ее, немедленно и круто изменила политическую линию ЦК, но и приняла все меры, чтобы сохранить ее за собой как можно дольше. Для этого она решительно высказалась против Третьего съезда и запретила даже агитацию за созыв съезда.
Галерка так прокомментировал это:
«Члены ЦК вообразили себя польскими королями, которые, будучи однажды избраны, получали пожизненное право проводить не политику избирателей, а свою собственную королевскую политику».
И дальше:
«Я несколько колеблюсь признать членов ЦК за помазанников божьего милостью. Я склонен думать, что ЦК, как и всякая избранная коллегия, ответствен перед избирателями. Высказываясь против съезда, ЦК оттягивает момент осуществления своей политической ответственности. Я думаю, что всякие вообще коллегии и всякие лица поступают неприлично и некрасиво, что они марают свою честь, когда противятся требованию доверителей дать отчет в своих действиях. Но ЦК идет дальше: он прямо объявляет вредными всякие устные и печатные разговоры (агитацию) о созыве съезда, которому он должен дать отчет. Даже громко разговаривать, даже подавать слезницы о бессмысленных мечтаниях запрещается. Отношение помазанников ЦК к вопросу о созыве съезда является точной копией отношения помазанников Романовых к вопросу о созыве земского собора. Трогательное единомыслие!»
И дальше Галерка так характеризует положение в партии, создавшееся после капитуляции большевистского дотоле ЦК перед меньшевиками:
«Теперь ЦК подвел себя под один знаменатель с Центральным органом. Единство в высших учреждениях восстановлено. Прежнее деление исчезло, настало новое.
Первая часть: их превосходительства и иже с ними.
Вторая часть: шпана, галерка, эхо, быдло, плебс, чернь — вообще все те члены партии, которые осмеливаются не кричать ура в честь их превосходительств».
Галерка безжалостно высмеивает цекистов-примиренцев, которые, притворно запугивая партию «угрозой единству», на самом деле низкопоклонствуют и раболепствуют перед партийной аристократией:
«Я думаю, что ЦК преувеличивает барски капризный характер нашей аристократии. Как ни сильно капризничала она в последний год, все-таки она лучше, чем о ней думает Центральный Комитет. Если она теперь дошла до невероятных пределов каприза, то виновата в том не ее природная испорченность, а наша мягкость. Вместо того, чтобы осадить капризников и идти своей дорогой, мы отмалчивались, а кое-кто даже юлил: