— Зато ты умеешь нравиться людям, — отозвался я. — Особенно мужчинам. А их, представь себе, на производстве всегда большинство.
— Еще лучше. Я что — какое-то украшение?!
— Самое лучшее и прекрасное во всей Империи. — Я улыбнулся и повернул ключ, заглушая мотор. — Но позвал я тебя не поэтому.
— И зачем же тогда? — Настасья чуть развернулась ко мне. — Снова будешь хвастать, как ты здорово стреляешь из всего, что… стреляет?
— Скорее всего, — усмехнулся я. — Но дело не только в этом. Я для рабочих все равно останусь чужаком — а тебе они доверяют. И расскажут куда больше… особенно когда ты приедешь одна.
— Хочешь, чтобы я шпионила? — Настасья сложила руки на груди. — Так, что ли?
— Называй, как знаешь. — Я чуть сдвинул брови. — Но прозевать что-то здесь мы не имеем права. Уже через полгода этот завод будет выпускать тысячи единиц оружия в месяц. И если что-то пропадет со склада и окажется не в тех руках… Ты видела, что творилось в апреле?
В ту злосчастную ночь Настасья с ребятами ночевала прямо в мастерской, заперевшись на все замки. Им выбили несколько стекол, прострелили дверь, но дальше, к счастью, не полезли — народники слишком спешили, чтобы поскорее добраться до Зимнего. И даже когда Багратион с уцелевшими жандармами разогнал всех с площади, и городовые кое-как навели порядок в центре города, на окраинах стрельба не стихала еще несколько дней — особенно по ночам.
Окончательно все успокоилось только к маю. Народники, оставшись без вожаков и поддержки разбитых в пух и прах заговорщиков, пропали с улиц. Оказались в тюрьме или на каторге, разошлись по домам, удрали из города… Кому-то наверняка посчастливилось даже снова найти работу — а ее, благодаря нашим с дедом усилиям, в городе снова было достаточно. Третье отделение снова работало, наверняка увеличив число филеров и осведомителей чуть ли не втрое — и работало, судя по всему, жестко и весьма успешно.
Разговоры о народовластии стихли. Но сама идея, конечно же, никуда не делась. Что бы ни писали в газетах и ни говорили по телевизору, сколько бы инакомыслящих Багратион ни заставил замолчать навсегда — слишком многие помнили тот день, когда несколько тысяч человек вышли на улицу с оружием в руках, восстав против власти Империи…
И власть едва смогла огрызнуться. Так что я не тешил себя особой надеждой на то, что все закончилось раз и навсегда. Да, заговор был раздавлен, Куракин сгорел в панцере, но вряд ли Багратион успел за полтора месяца выловить всех остальных. Я до сих пор только догадывался, откуда берутся чертовы “глушилки”. Апрель уже случился один раз — а значит, вполне мог случиться и во второй.
Угли гнева пролетариев покрылись золой, но что-то подсказывало: в них еще достаточно жара, чтобы вновь вспыхнуть, если ветер подует достаточно сильно. Я не зря отправлял поверенных за миллионными займами, и тем, кто работал на заводах и фабриках Горчаковых, едва ли было, на что жаловаться. Но недовольные, конечно же, остались — а они, как я уже успел убедиться, умеют кричать куда громче всех остальных.
И если что-то снова пойдет не так, самое глупое, что я могу сделать — упустить что-то на собственном оружейном заводе.
— Помню, благородие… Все я помню. Но что ж получается — своих буду под монастырь подводить?
— Надеюсь, до этого не дойдет. — Я протянул руку и потрепал Настасью по плечу. — А через полгода все изменится, ты уж мне поверь. У меня теперь есть… большие возможности.
— Знаю я твои возможности. Опять всех к ногтю прижмешь. Хороший ты парень, благородие, добрый — только характер у тебя дедовский. — Настасья покачала головой. — Если что не по твоему — голову с плеч снимешь.
— Не сниму. — Я взялся за ручку и открыл дверь. — Это твоя работа на заводах, а моя… в других местах. И я тоже не сижу без дела.
Настасья не стала дожидаться, пока я помогу ей — выскочила сама, и уже принялась поправлять одежду. Для визита на завод она выбрала строгий наряд: юбку, свободную блузку и легкий плащ. Обошлась без косметики и даже убрала волосы в высокую прическу.
Но все равно продолжала притягивать взгляды.
— Мы с тобой вместе создали кассы взаимовыручки. Рабочие союзы уже есть на пяти предприятиях — а скоро будут и на всех. Так что не надо считать меня таким уж сатрапом. — Я аккуратно взял Настасью под руку. — Пойдем. Нас уже, наверное, заждались.
Андрей Георгивич заезжал сюда неделю назад и настойчиво рекомендовал заглянуть. Кто-то и что-то впечатлило его настолько, что старый безопасник говорил громко, много и при этом отчаянно жестикулировал — что на моей памяти с ним происходило впервые. Я так и не понял, о чем идет речь — то ли какой-то разработке, то ли о человеке, то ли обо всем сразу — так что решил поинтересоваться лично.