— А что, — оживился «главком», — ожидается и второй?
Малкин почесал нос и сознался:
— Пока не знаю. Что решат, как с рейтингами будет… поглядим.
Потрудиться над «душевными метаниями» пришлось немало: за одну смену мы отсняли всю «любовную линию» от завязки до финала, и к вечеру я основательно вжилась в роль девицы, вынужденной разрываться между двумя очень разными кавалерами. А поскольку на самом деле мои симпатии склонялись на сторону «короля», — метания выглядели еще натуральнее.
В наших общих сценах Шура ревновал, но старательно изображал готовность благородно отступить перед истинной страстью. Его соперник на первый взгляд вел себя отстраненно, но время от времени преследовал меня тяжелыми, пристальными взглядами, и никак не желал полностью оставить в покое: его неодолимо тянуло ко мне, как и полагается в истинной паре.
При этом оба претендента на мою благосклонность чисто по-мужски оставляли решение за дамой. Как бы из вежливости. А мне по этому поводу вспомнилось старое присловье: «Если невеста уходит к другому, то неизвестно, кому повезло».
Прошло меньше, чем полдня, и я поняла: кому не повезло, так это мне. Внешне все шло по плану. В наших эпизодах с главкомом я старательно отыгрывала комфорт и спокойствие, обращалась с будущим женихом с теплотой и пониманием. Иногда, правда, Толик требовал «добавить чуйств», и я добавляла. Сцены отснимались, отношения развивались, и даже стоящий в отдалении Бенедикт удовлетворенно кивал, поглядывая на наши с Ведерниковым общие старания.
Раздражение на режиссерскую задумку куда-то подевалось — вместо него внутри меня весело бурлил азарт и желание сделать все как можно лучше. В конце концов, я умела играть все, так что мне стоило изобразить любовь? Посмотреть на главкома долгим взглядом, опустить голову как бы в смущении от его признаний, огладить плечо, прижаться к широкой, мужественной груди… Я проделывала все это много раз, и обычно получалось хорошо, иногда даже отлично. Уж точно вполне достойно с профессиональной точки зрения.
Но вся эта идиллия дала трещину, стоило мне встать перед камерой один на один с Джемсом. Под его взглядом у меня, черт побери, не получалось ничего! Ноги сделались ватными, щеки краснели невовремя, реплики звучали невпопад, и вообще я с трудом сохраняла спокойствие и достоинство.
Его светлость тоже вел себя подозрительно. И куда только делся великодушный, доброжелательный монарх, снисходительный к своим подданным и ко всему миру? Вместо него передо мной возник мрачный тип, который следил за мной с ревностью и какой-то непонятной горечью, как будто заранее решил, что никакой любви между нами быть не может. Он тоже забывал и путал текст. И все время старался находиться как можно дальше от меня.
После третьего дубля одной и той же сцены у Малкина упало-таки забрало.
— Перерыв пять минут! — рявкнул он на всю площадку. — Одинцова, поди-ка сюда. И ты, величество, тоже.
Я подошла, вяло прикидывая, как буду отбиваться. Честно говоря, возражать не хотелось, я заранее готова было признать, что не справляюсь. Джемс выглядел, как человек, который будет защищаться до последнего.
— Слушайте вы, истинная пара, — сдвинув брови, полюбопытствовал Толик, — долго вы мне тут собираетесь Ваньку валять? Уж все поняли, что вы друг дружку так любите, что аж дышать можете через раз и неглубоко. Хватит. Прекратили эти шекспировские страсти и давайте выруливать на то, что запланировали. Алена?
— Давайте выруливать, — понурилась я, совершенно не понимая, как смогу прийти в себя и вернуть так необходимое по роли хладнокровие.
— А что, — в голосе герцога звучала слабая надежда, — может быть, героиня все же решится выбрать короля?
И он снова взглянул на меня так, словно мне предстояло делать этот выбор не в кино, а в жизни.
— Нет уж, давайте, героиня выберет того, кого мы решили, — убил надежды его светлости Малкин. — Все, снимаем последнюю сцену: сопли, слезы и расставание.
И мы сняли, что велел мэтр. Рыдала я самозабвенно, будто в самом деле прощалась с герцогом навсегда. Ведерников так удивился моему отчаянию, что даже на время позабыл о себе, любимом.
— Не плачь, Аленушка, — едва смену объявили законченной, он сунул мне упаковку бумажных платков и улыбнулся. — Все будет хорошо. Обещаю, что у нас с тобой сложится крепкая и надежная фэнтезийная семья.
— Да уж не сомневаюсь, — я с чувством высморкалась в платочек и постаралась успокоиться.