Выбрать главу

Как ни странно, нас никто не услышал. Оператор бродил повсюду с камерой, делая пробные съемки, Толик что-то страстно втолковывал Шуре, так что свидетелем моего общения с особняком стал один только Бенедикт. Вот его ничто не удивляло, словно все шло в полном согласии с каким-то его планом. Правда, для меня он счел нужным пояснить:

— Вас ждет еще много… скажем, необычного, нового для вас. Поэтому предупреждаю заранее: ничему не удивляйтесь. Чем меньше времени вы потратите на пустое изумление, тем больше его у вас останется на изучение вашей новой роли.

И почему мне показалось, что он говорил не только о роли в сериале? И распоряжался на будущей съемочной площадке так, словно был совсем не консультантом? Но задуматься над новой информацией и тем более испугаться грядущих событий я не успела, потому что до меня донесся бурный диалог Толика и Шуры:

— Объясни, ради бога, что ты от меня хочешь? И стою-то я не так, и смотрю не величественно, и вообще… — Шурка безуспешно пытался осознать свою сверхзадачу.

Толик, подпрыгивающий перед его лицом, и машущий руками, как ветряная мельница, выглядел комично, но его самого это нисколько не смущало.

— Пойми, Александр, ты государь, а не какой-то невнятный хрен с бугра! Ты должен осознавать свое величие и нести его с достоинством! Покажи мне вот это: многие поколения коронованных предков, власть и опасность для героини, по крайней мере, поначалу! А то ты смотришь так, будто коронация удивила тебя до крайности, и ты не знаешь точно, что делать с полномочиями, которые имеешь.

Да, Толик был хорошим режиссером. Именно поэтому он тоже заметил выражение Шуркиного лица и постарался скорректировать его сообразно роли. Правда, я очень сомневалась, что у него получится, но вдруг?

— Будет тебе величие, — отбивался Шура и затравленно оглядывался в поисках зеркала. — И опасность. Тем более потом-то, когда у нас с Аленушкой любовь начнется, опасность пропадет же, верно?

— Когда начинается любовь, опасность обычно увеличивается в разы… по крайней мере для того, кто любит, — философски заметила я.

— Не умничай, — отмахнулся Толик, и снова погрузился в дискуссию с Шурой.

А я отправилась осмотреть предполагаемые декорации. Все наши толкались в холле, а я ушла вглубь дома и бродила там с твердым чувством чужого присутствия. Как будто кто-то стоял рядом и наблюдал, как я осматриваю комнату за комнатой, коридор за коридором.

Все же это было странное место. За годы запустения его смогли одолеть только пыль и сырость, да и то не до конца. Все остальное было в относительном (диковинном до крайности!) порядке. Чехлы на мебели, занавеси на зеркалах, ручки дверей, — все это не только не разрушилось, но даже не слишком потускнело. Вся ткань, например, выглядела так, словно ее развесили здесь год, ну может быть, пару лет назад.

Немного не хватало мелких частиц дизайна — диванных подушек, подсвечников, ламп и статуэток, зато книги в шкафу стояли ровными, хотя и припыленными, рядами. Казалось, хватит совсем небольшого усилия, чтобы особняк снова приобрел былую прелесть. За моей спиной затопали, и я обнаружила Толика, воинственно озирающего интерьеры.

— Надо сюда уборщиков каких-то, — мои хозяйственные соображения режиссера не интересовали.

— Да вызвал я, вызвал клининг на завтра, нечего мне указания давать, без сопливых скользко, — Толик покраснел и, по-моему, настраивался на разборку.

Любопытно, кто это его так достал?

— Толечка, — прочувствованно возгласила я, одновременно нежно улыбаясь, — ты лучший профи в своем деле, это каждый знает! И справишься со всем на свете! Просто мое женское начало требует…

— Твоему женскому началу, — решительно оборвал меня режиссер, — пора отдыхать. Такси тебе уже вызвали — выспись как следует, у тебя пара дней, а потом начинаем съемки.

Спорить я не стала — такси вызвано, Толик на взводе, так что, во избежание разборок, лучше всего было отправиться восвояси. И только садясь в машину, я вспомнила, чем грозил мне нынешний вечер.

Глава 4. Пара слов о природе волшебства

Тетя Вита бдительности не теряла. Стоило хлопнуть входной двери, как она выплыла в прихожую с самым благостным выражением на лице.

— Ну вот, а говорила — поздно. Я только-только успела ужин приготовить.

Желудок аж свело в приступе голода — я и забыла, что с самого утра у меня во рту ни крошки не было. Все-таки тетушки с горячим ужином — несомненное благо. Пока я поглощала жареную рыбу, картофельное пюре и салат, наша семейная ведунья оглядывала меня с жалостью. Но стоило последнему кусочку исчезнуть с тарелки, как она поднялась из-за стола и объявила: