Теперь придется разъяснять любознательному герцогу значение нового слова.
— Мы пройдем здешний путь, сколько его отмерено, вернемся к тебе и попробуем еще раз попасть туда, где нас ждут кристалл и карта. Думаю, на этот раз у нас получится — мне дали хороший совет.
Стоило нам покончить с обрядами, как нуриты, до того в большинстве державшиеся поодаль, обступили нас и дружно загалдели о том, как добры высшие, как они рады благополучному исходу наших ритуалов, и как важно нынче же хорошенько отметить милость богов. Мы и рта открыть не успели, — откуда ни возьмись возникли еще бубны, какие-то подобия гитар и многообещающие глиняные бутыли внушительных размеров.
Сноровистые нуритские дамы снова захлопотали вокруг костров, и вскоре на расстеленных вместо столов коврах как будто сами собой возникли блюда с лепешками и жареным мясом.
— Эти люуди праувильно питааются, — отметил Велизарий, удовлетворенно озирая мясное изобилие.
— Уж куда правильней, — фыркнула я и подсела к ближайшему ковру.
Рядом тут же опустился Джемс.
— Что, оттянемся как следует, и вернемся домой? — на мой провокационный вопрос герцог насмешливо прищурился.
— Неужели ты стала искать легких путей, леди? Нет уж, подождем, как будут развиваться события. Думаю, нам предназначено здесь кое-что еще, не одни только гадания и ритуалы.
— Так вроде бы тихо пока, — мне не очень-то хотелось немедленно встревать в новое приключение. — Никого не требуется спасать, никто не посягает на нашу жизнь и здоровье. И кормят хорошо. О, и даже развлекают!
Последнюю фразу я произнесла, глядя, как мужчины взялись за бубны и гитары, а женщины начали приплясывать между кострами, не боясь наступить в раскаленные угли. И если бы не восточный колорит — это были бы совершеннейшие цыгане, неотличимые от наших.
Боже мой, как они веселились! Я не заметила, как начала прихлопывать в ладоши в такт музыке, потом услышала, как то же самое делает Джемс, а потом (клянусь, мы не поняли, как это произошло!) мы с ним оба пустились в пляс. Нуриты приветствовали наш порыв радостными криками, и дали нам место, чтобы мы с непривычки не свалились-таки в костер.
Наплясавшись до упаду, мы сидели у костра, ели и поднимали глиняные кружки по всяким достойным поводам. Тосты произносили, ясное дело, только мужчины, но феминистка во мне спала крепким сном. Или просто утомилась от лихого перепляса.
Когда все наелись, а хмель от легкого прохладного вина немного вскружил головы и добавил происходящему романтики, дошло дело и до песен. Мелодии больше походили на арабские, хотя сквозь них то и дело проступали рыдающие, бархатные ноты цыганских песен моего мира. Что касается текстов, то они напоминали песни сразу всех народов и всех миров. Пели про любовь и разлуку, измену и месть, про героев и их деяния, про плутов и их проделки, — словом, все ровно так, как и у нас. Я зачарованно внимала, пытаясь запомнить хоть что-нибудь, и заранее зная, что вся эта красота исчезнет из моей памяти очень скоро.
— Не желает ли госпожа порадовать нас песней? — вдруг поинтересовался хитро улыбающийся Кадир.
Я было испугалась общего внимания, а потом решила, что надо не стесняться, а по мере сил крепить дружбу между мирами и народами. К тому же, я как раз вспомнила одну подходящую к случаю песню.
— Я бы, может, и желала, но для пения без музыки у меня слабоват голос, а из вас никто не сможет мне подыграть, — откуда вам знать, что мы поем у себя дома?
Улыбка нурита стала еще хитрее.
— Запевайте, прекраснейшая. А мы подхватим.
Ну что ж, сами напросились. Я помолчала, вспоминая текст, и тихонько завела:
— Кто породнил
Нашу жизнь с дорогой без конца?
Только любовь, только любовь.
Кто повенчал
В этом мире песню и певца?
Только любовь, только любовь.
Нуриты замерли. Только пара гитар зазвучала, подстраиваясь к мелодии, все увереннее и громче. Черт возьми, у нас получалось!
— Дорога без конца,
Дорога без начала и конца.
Всегда в толпе,
Всегда один из многих.
Но вернее многих ты
Любишь песни и цветы,
Любишь вкус воды и хлеба,
И подолгу смотришь в небо,
И никто тебя не ждет…
Когда песня стихла, на пару мгновений наступила тишина, только какие-то птахи чирикали из кустов. А потом нуриты зааплодировали, закричали, засмеялись, хотя для такой бурной радости песня, вроде бы, не подходила.
— Я все время нахожу в тебе новые достоинства, Алиона, — Джемс выглядел по-настоящему восхищенным. — скажи, когда ты успела научиться так петь?
— Я не успела, — счастливо рассмеялась я. — Я почти не умею петь, ваша светлость.