Так, кипя от противоречивых и гневных мыслей, мистер Шарстед, запыханный и растрепанный, незаметно для себя дошел до истертой каменной платформы. Хозяин дома как раз вставлял ключ в антикварный деревянный запор.
— Моя мастерская, — пояснил он мистеру Шарстеду, застенчиво улыбаясь. Теперь, когда эмоциональная атмосфера разрядилась, тот почувствовал, как его напряжение спадает. Выглянув в старинное, почти треугольное окно впереди, он понял, что находится в маленькой, похожей на башенку надстройке, которая по меньшей мере на двадцать футов возвышается над крышей дома. Внизу, под отвесной стеной здания, насколько позволяли видеть грязные окна, во все стороны расползались незнакомые улочки.
— Снаружи есть лестница, — открывая дверь, объяснил мистер Гинголд. — По ней вы спуститесь на другую сторону холма и срежете полмили пути.
На Шарстеда внезапно нахлынуло облегчение. Этот обманчиво мягкий и тихий старик уже почти напугал его. Хотя Гинголд мало говорил и ничем не угрожал, воспаленному воображению мерещилось в нем нечто зловещее.
— Но сначала, — хозяин дома неожиданно сильно схватил его за руку, — я хочу показать вам кое-что еще… и, поверьте, такое доводилось видеть единицам.
Мистер Шарстед метнул на него взгляд, но ничего не смог прочесть в загадочных голубых глазах.
С удивлением он увидел, что попал в комнату, похожую на ту, которую недавно покинул, только меньших размеров. Здесь тоже стоял стол, к куполу на потолке поднимался еще один вал, было и сооружение из колес и трубок.
— Эта камера-обскура, очень редкой модели, чтобы вы знали. — сказал Гинголд. — Более того, по моим сведениям до наших дней таких дошло всего три. Одна находится в Северной Италии.
Мистер Шарстед кашлянул и буркнул что-то уклончивое.
— Уверен, вам бы хотелось ее увидеть перед уходом, — мягко продолжал мистер Гинголд. — Вы точно не передумаете? — почти неслышно добавил он, склоняясь над рычагами. — В смысле, насчет миссис Туэйтс?
Шарстед снова вспыхнул от гнева, но сдержался.
— Извините, но… — начал он.
— Неважно, — с сожалением вздохнул мистер Гинголд. — Я лишь хотел удостовериться, прежде чем мы на это взглянем.
Он с бесконечной нежностью положил руку на плечо гостю, подтянул его вперед и дернул рычаг.
Шарстед чуть не вскрикнул от внезапного видения. Он сделался богом. Перед ним безумной мозаикой простирался мир… или, по крайней мере, та его часть, где расположен этот дом и его окрестности.
Он разглядывал панораму с большой высоты, будто с аэроплана. Впрочем, законы перспективы не совсем соблюдались.
Вид поражал своей четкостью и напоминал отражение в одном из тех старинных трюмо, что немного искажают предметы. Дороги и проулки, разбегающиеся от подножия холма, казались какими-то перекошенными и округлыми. Тени были фиолетово-лиловыми, а края картинки все еще обагряло кровью умирающее солнце.
Страшное апокалиптическое видение сильно потрясло мистера Шарстеда. Он почувствовал себя подвешенным в космосе и едва не закричал от головокружительной высоты.
А когда мистер Гинголд крутанул колесо, и панорама медленно завращалась, все же вскрикнул и схватился за спинку стула, чтобы не упасть.
Потряс его и вид большого белого здания, мелькнувшего на переднем плане.
— Мне показалось, там старая хлебная биржа, — недоуменно сказал он. — Здание же сгорело еще до войны?
— Чудно! — воскликнул мистер Гинголд, будто не слышал.
— Неважно, — вздохнул мистер Шарстед, чувствуя себя совершенно сбитым с толку и больным. Должно быть, все из-за выпитого хереса и высоты обзора.
Н-да, игрушка прямо-таки демоническая. Шарстед отпрянул от Гинголда, который выглядел зловеще в кроваво-красном и розовато-лиловом свете, отраженном от полированного стола.
— Мне показалось, вам будет интересно на нее взглянуть, — сказал мистер Гинголд тем же сводящим с ума бесцветным голосом. — Необыкновенная вещица, верно? Считайте, лучшая из двух… можно увидеть все, что обычно скрыто.
Пока он говорил, на экране появились два старых здания. Мистер Шарстед считал их разрушенными во время войны, более того, знал, что сейчас на их месте сквер и автостоянка. Во рту внезапно пересохло то ли потому, что он выпил слишком много хереса, то ли сказывалась жара.
Он уже собирался съязвить, что продажа камеры-обскуры погасит долг, но чутье подсказало, что это не самый мудрый поступок. Накатила слабость, бросало то в жар, то в холод. Мистер Гинголд тут же оказался рядом.
До ростовщика дошло, что панорама на столе исчезла и за пыльными окнами стремительно темнеет.