Неделю спустя состоялась казнь Джесси Сан Мигеля, застрелившего Микаэля Фелана, управляющего рестораном в Ирвинге, и, возможно, еще трех человек. Когда Сан Мигеля вели на исполнение приговора, у ворот тюрьмы митинговало не больше десятка противников смертной казни.
Лежа на кушетке с раскинутыми руками, словно на распятии, он произнес: «Смешно: я – крест…»
Глава 3. На развилке
Достоинство человеческой жизни отнимать нельзя, даже у того, кто совершил великое зло… смертная казнь и жестока, и бессмысленна.
Думаю, и папа, и другие страны должны заниматься своими делами. Пусть побеспокоятся о собственных бедах и не трогают техасское отделение смертников.
В день казни я приезжала к тюрьме около пяти вечера и сразу шла к Ларри, где собирались все репортеры. В офисе стояли большой диван, стол и два кресла – на одном из них обычно восседал Майк Грачук из Ассошиэйтед пресс, делавший репортажи о казнях с 1984 года. Я сидела на диване и слушала Ларри, который председательствовал, задрав ноги на стол.
Было много черного юмора, мы шутили – порой рискованно, но не цинично. Ларри часто выигрывал, когда мы пытались предсказать время смерти. Мы придумывали смешные заголовки и подбирали подходящие к случаю песни. У меня сохранился список песен, составленный Ларри перед казнью осужденного, у которого была одна нога. Там есть названия вроде «Я поддержу тебя» или «Не упади».
Когда мы входили в комнату свидетелей, Грачук считал своим долгом меня смешить – знал, что я больше всего боюсь не вовремя засмеяться. Может, такое поведение не слишком уместно, но, видимо, действовал какой-то подсознательный защитный механизм.
Были у нас и шутки для узкого круга. Ларри и Грачук называли техасскую тюремную систему самым большим гулагом свободного мира. Публикуя свои интервью, Грачук непременно вставлял что-нибудь вроде «сказал осужденный, когда мы сидели в крошечной комнатушке для свиданий» – чтобы поддеть Ларри.
Справедливость или жестокость смертной казни мы вообще не обсуждали, сильных переживаний не испытывали; все знали, в чем наша задача: присутствовать при исполнении, смотреть, как душа осужденного расстается с телом. Однажды, незадолго до моего там появления, они сильно подставились: у Грачука был день рождения, и Ларри притащил торт. Репортер из британской «Дейли мейл» представил все так, будто происходящее их не интересовало, – так сильно, мол, они увлеклись празднованием, – абсолютная чушь. После того случая Ларри стал внимательнее смотреть, что за люди вокруг.
Колдуэлл сначала сказал полиции, что убил своих родителей и сестру случайно: во время ссоры они сами наткнулись на его нож. По словам Энди Бича, бывшего помощника обвинителя округа Даллас, это «признание о волшебном ноже» запомнили все.
Мы шутили, что теперь Колдуэллу предстоит наткнуться на волшебную иглу.
Хорошо, что до казни мы могли посидеть в офисе Ларри, ведь потом сразу начиналась работа. Семьи жертв обычно соглашались на пресс-конференцию, где телевизионщики бесили нас двумя стандартными глупыми вопросами: «Испытываете ли вы облегчение?» и «Есть ли у вас чувство, что правосудие свершилось?» Газетные журналисты только переглядывались и закатывали глаза. Дурацкие же вопросы, ведь ответы примерно одинаковые: «Нет, облегчения не испытываю, потому что близкого человека уже не вернуть. В истории можно ставить точку… Хорошо, что это свершилось, но ничего уже не изменишь». На второй вопрос отвечают только «да» или «нет»…
Грачук всегда спрашивал о том же, но спрашивал гениально: «Вы довольны, что пришли?» Здесь тоже можно ответить кратко, однако почти никто не говорил «нет», и мало кто ограничивался простым «да».
Трудно убить более жестоко, чем Томми Рэй Джексон убил мою дочь. Мне достаточно того, что его казнили. Только, думаю, электрический стул был бы нагляднее.
Роджер Робинсон, отец Розалинд Робинсон, убитой Томми Рэем Джексоном
Джексон был казнен 4 мая 2000 года
Вернувшись в офис Ларри, мы сверяли записи последнего слова казненного, потому что официальная версия Департамента всегда грешила неточностями – не просто пропущенные слова, а порой целые предложения, – и усаживались писать. Смотрел ли осужденный на близких убитого, извинялся ли? Или игнорировал их и говорил просто для себя? Что сказали родственники убитого? Что сказал прокурор? Какова была последняя трапеза смертника?