— Этот план несравнимо более умный, — сказала моя госпожа, — его ведь и разработал умный человек, а именно граф Аксель фон Ферзен.
Мария-Антуанетта витала в облаках. Она быстро отправилась к Людовику — и пережила ужасное разочарование. Ее супруг решительно отклонил план.
— Есть вероятность, что придется пожертвовать парой офицеров Национальной гвардии, и это останавливает его величество, — сообщила Мария-Антуанетта, совершенно раздавленная, своей первой придворной даме мадам Кампан. Но королева еще не хотела сдаваться. Слишком ее манила свобода. Она лично обратилась к генералу Лафайету, который уже часто давал понять о своей готовности закрыть глаза на возможное бегство короля.
Генерал велел сообщить о своем прибытии королю и хотел поговорить с ним о плане. Но тот буквально вышвырнул его, да еще и крикнул вслед:
— Позаботьтесь лучше о своем собственном дерьме.
Мария-Антуанетта была глубоко оскорблена тем, что король просто не обратил внимания на ее желания. И все-таки она твердо придерживалась своего решения бежать.
Она на всякий случай готовилась к отъезду.
— Я, как мать, обязана сделать это ради своих детей, — сказала она старшей гувернантке. Она знала, что графиня Франсина дю Плесси полностью на ее стороне.
Для моей госпожи недавно прибыл пакет из родового замка Плесси в Арси-сюр-Обе, в котором было также толстое письмо священника из замка, в нем мадам Франсине сообщалось обо всем, что достойно ее внимания. Старый господин писал о нескольких неприятных случаях с непокорными крестьянами, об одном анонимном письме с угрозой отравить колодец в замке; но он сообщал и о приятных случаях, например, о демонстрации солидарности крестьян и рабочих из Арси-сюр-Оба, Планси и других деревень, относящихся к графству. Еще одно послание было от аббата Флорана.
Мадам Франсина протянула мне письмо, в котором изящным почерком старый священник сообщал о моем сыне следующее:
«И я хотел бы всеподданнейше сообщить моей милостивой госпоже, графине дю Плесси, что известный мальчик растет и процветает нам всем на радость. Он в добром здравии и при хорошем аппетите, обладает живым темпераментом и большой жаждой знаний, и, кажется, он мягкого душевного склада».
При чтении этих строк от умиления и радости от слов аббата о моем маленьком Жаке слезы выступили у меня на глазах. Я часто сомневалась, хорошо ли и правильно ли для него было забрать его от бабушки Бабетты и отдать чужим людям в совершенно новое окружение. Но ребенок был еще маленький, и после недолгих переживаний из-за разлуки с родней мой сын хорошо прижился в замке и рос веселым и здоровым мальчиком среди всех детей, которые там были повсюду.
Что еще я, как мать, могла ему пожелать?
Королева употребила все свое честолюбие, чтобы организовать возможное бегство как можно более приятно.
— Удобство для Марии-Антуанетты, к сожалению, на первом месте, — критиковала моя госпожа. — Она совсем не сознает опасности.
Год назад королева приобрела большой дорожный кофр. В этот монстр она отправила теперь все, что хотела: предметы туалета, парики, веера, перчатки, посуду и столовые приборы.
— Представь себе, Жюльенна, дорогая, Мария-Антуанетта велела положить туда даже бильярдные кии. И от позолоченных ночных горшков, как ей кажется, она не может отказаться, — необычно резко высказалась графиня.
Этот кофр отправили в условленное место назначения. Там он должен был ждать, пока король не возьмет его с собой дальше, за границу. С одеждой намеревались поступить так же.
— Мне становится страшно при одной мысли об этом втором чудовище, которое Мария-Антуанетта так же набьет ненужным хламом, как и первый, — бормотала графиня. — Если бы мне нужно было спешно бежать, я, конечно, не стала бы обременять себя всем этим ненужным барахлом.
Королева захотела непременно снабдить себя и своих детей новой одеждой.
— В конце концов, мы же не хотим предстать за границей как нищие, — защищалась она.
Уже снова вернулись в Тюильри, а там было много шпионов Национального собрания, и новая одежда могла вызвать подозрение.
— Ко всем несчастьям, здесь есть еще и камеристка королевы, демуазель Рошеретта, которая была известна как фанатичная сторонница революции, — сказала мадам Кампан.
Об этом свидетельствовало и то, что королева не могла уволить эту женщину, хотя и знала о ее шпионской деятельности.
Мария-Антуанетта поручила мадам Кампан приобрести новый гардероб. Та, переодевшись, покинула дворец и посетила разных портных в городе. Каждой из них она давала всего по несколько заказов, чтобы не вызвать подозрений. Огромный кофр с платьем она отправила потом в Аррас к одной родственнице. Та дама должна была, когда потребуется, уехать с ним в Брюссель и ждать там дальнейших указаний.
Мне оставалось только качать головой при виде такого общего безрассудства. Когда я думала о том, сколько людей уже теперь знают о запланированном побеге, мне становилось плохо. Кроме того, это стоило времени — а его становилось все меньше.
Будь я на месте Марии-Антуанетты, я бы постаралась обеспечить всех неприметной одеждой: лучше всего — как у рабочих или крестьян. Этот слой населения был вне подозрения, и их оставили бы в покое. Потом я повесила бы каждому узелок через плечо, взяла бы своих детей за руки и на повозке, запряженной ослом, обходными путями исчезла бы из Франции и предоставила бы ее славной революции. Но я же была не королева, а всего лишь простая камеристка.
— Я много раз пыталась обратить внимание королевы на неразумность ее действий, и, кстати, вместе с графом фон Ферзеном, — сказала моя госпожа.
Граф Аксель говорил:
— Мадам, подумайте, пожалуйста, вы ведь отправляетесь не в развлекательное путешествие, а в эмиграцию.
Тут она ему немилостиво ответила:
— Я знаю, месье. Но я совершенно не понимаю, почему королева Франции должна трястись, как деревенская девка, на телеге.
Самым важным для путешествия теперь был выбор соответствующего экипажа. Но Мария-Антуанетта решила взять не только самую быструю, но и самую просторную карету.
В такой она более двадцати лет назад прибыла из Австрии во Францию, и у нее были об этом очень приятные воспоминания.
Любовник королевы оставил дальнейшие ненужные протесты.
— Я доволен уже тем, что Мария-Антуанетта вообще хочет покинуть эту сумасшедшую страну.
Глава восемьдесят первая
Так как не хотели возбуждать подозрений, все изображали веселье и беззаботность.
Приготовления к побегу продолжались. Теперь королева пожелала иметь в карете кладовую, и настояла на своем. В ней была плитка, чтобы разогревать еду, и стол, который с помощью чуда механики поднимался из пола кареты. Необходимые скамьи для сидения можно было убирать, и под ними скрывалось еще одно хранилище.
— Единственное, чего еще не хватает, — кровати, — сказала, покачав головой, мадам Франсина, — удивительно, что их еще с собой не должны тащить.
— Мне интересно, как они собираются передвигать этого громыхающего монстра, — смеясь, спросила я, — если встретится возвышенность, всем, наверное, придется выходить и помогать ее толкать. Славная картина — и так все незаметно.
Понадобилось бы не меньше шести тягловых лошадей, так велик был груз.
Граф фон Ферзен настаивал на том, чтобы через каждые двадцать пять километров планировали смену лошадей.
— Иначе лошади просто падут от усталости, — сообщил он Марии-Антуанетте. В этом он видел сложность, потому что лошадей по всей стране стало мало, большинство уже попали в котелок.
Аксель фон Ферзен узнал кое-что интересное от одной русской аристократки, некоей графини Корф. Ей удалась проехать от Парижа до границы, и ее ни разу не остановили и не проверили. Сопровождали ее сестра, их дочери и несколько слуг.