Едва офицер собрался в путь, как появился мэр, обратился к «графине Корф» и заверил ее, что проверка подтвердила правильность ее документов, но, к сожалению, как ему только что сообщили, небольшой оползень за границей города перекрыл единственную дорогу. Ему очень жаль, но он вынужден просить мадам графиню задержаться на один день.
Пассажиры берлины и мы, камеристки, побледнели. Но мэр быстро продолжил:
— Так как все места для ночевки заняты, я счел бы за счастье, если бы благородные господа согласились переночевать в моем скромном доме.
— Ну и влипли мы, — пробормотала демуазель Анжелика, от оптимизма у нее не осталось и следа.
— Что еще нам делать, кроме как принять это лицемерное предложение? — спросила я молодую женщину, стиснув зубы от злости и разочарования. — То, что парень лжет, понятно даже королю, но что ему теперь предпринять? Пробиваться силой — исключено, не говоря уж о состоянии наших лошадей.
Итак, мы последовали за месье Сосом в его маленькую лавку. Там было очень тесно, но приятно пахло всякими экзотическими пряностями, о которых лавочники в Париже давно уже только мечтать могли.
Мэр, непрестанно кланяясь, попросил уважаемую госпожу графиню подняться наверх в свою спальню, чтобы отдохнуть от тягот путешествия. Мы все бодро взобрались по крутой лестнице, настоящий насест для кур, на второй этаж, и обнаружили там большую спальню. Оба ребенка упали на супружескую кровать и тотчас уснули. Без предупреждения месье Сос обрушился на камердинера, месье Дюрана.
— Вы удивительно похожи на Людовика Шестнадцатого, месье. Скажите, вы король? — спросил он с глуповато-наглой ухмылкой.
Наигранно смеясь, Людовик покачал головой, но мы все заметили, что ему не удалось обмануть мэра. Мы оказались в ловушке. Коварный владелец лавки послал конюха к отставному судье, верному королю, который долгое время жил в Версале. Этот господин вошел в спальню и, взглянув на мнимого камердинера, опустился на одно колено:
— О, сир, — почтительно начал он, и только потом, заметив, что предает своего короля, замолчал.
— Спасибо, дорогой! — крикнул мэр. — Полагаю, комедия окончена.
— Да, теперь все кончено, — шепнула я демуазель Анжелике.
— Да, — сказал Людовик и, совершенно павший духом, опустился в кресло с высокой спинкой. — Я — король Франции. Это моя жена, мои дети и моя сестра. А эта дама — графиня дю Плесси. Остальные — немногие верные слуги, которые у меня еще остались.
Потом он собрался с силами и трагическим голосом воскликнул:
— Мы в ваших руках, месье, и я прошу вас обращаться с нами с уважением, которое во Франции всегда проявляли к коронованным особам.
Мэр, казалось, был удивлен, как легко разоблачил маскарад королевской семьи. Он решил спокойно ждать.
Глава восемьдесят восьмая
Когда стало известно о побеге короля, спешно созвали Национальное собрание и быстро пришли к решению:
— Короля и всех членов королевской семьи — арестовать.
Ворота дворца Тюильри заперли, охрану удвоили, и генерал Лафайет отдал строгий приказ закрыть все магазины, а также Парижскую биржу. Он опасался выступления плебеев.
Известие о том, что Людовик скрылся, распространилось, как лесной пожар, собрались возбужденные толпы, силой взломали ворота и штурмовали Тюильри.
— Они разбили, растоптали, расколотили и разрезали все, где было имя Людовика или его портреты, — писал один придворный. — Нужно ли было рассчитывать на то, что король явится во главе собранного за границей войска наемников? Тогда это было бы крушением революции.
Якобинцы оценивали событие совершенно по-другому. Жан-Поль Марат, их предводитель, сухо сообщил:
— Братья, к чему волнение? Исчезновение этого паразита фактически означает его отречение от трона. И сожалеть об этом мы будем, наверное, последними.
Генерал Лафайет срочно отправил курьеров. Проследить путь берлины было легче легкого. Само собой разумеется, чудовищная штуковина привлекала внимание людей. Такое не каждый день увидишь.
Оба следопыта, один из них личный адъютант генерала Лафайета по имени Ромёф, и батальонный командир Баийон ни свет ни заря достигли Варенна и лавки месье Соса.
Тот проводил их в свою спальню, где месье Ромёф вытащил из кармана приказ об аресте и хотел зачитать его вслух. Тут королева вспылила, она вырвала бумагу из рук мужчины и хотела разорвать, но король ей помешал. Тогда она в бешенстве швырнула смятую бумагу на пол.
Отважная маленькая группа гусар стояла на страже у двери лавки и вынуждена была выслушивать непристойные оскорбления местных жителей. Король запретил им выступать против этих людей из страха, что некоторые из бунтовщиков могут пострадать. Это было, конечно, очень благородно со стороны нашего монарха, но я не пожалела бы, если бы самым злостным крикунам по крайней мере носы расквасили.
Месье Сос обрадовался, что может снять с себя ответственность за такого высокопоставленного пленника. Пусть оба офицера делают с ним, что хотят. Между тем в город прибыл герцог де Шуазёль, и ему как-то удалось пробиться к Людовику.
— Сир, — заклинал он короля, — я настоятельно вас прошу, садитесь с сыном на лошадь, она ждет за этим домом, и скачите к Буйе. Нескольких гусар хватит для защиты. Подумайте, сколько людей на улицах Варенна: тут Национальная гвардия не сможет стрелять вам вслед, не рискуя устроить кровавую бойню. Возникнет жуткий беспорядок, и вы должны этим воспользоваться, сир. Я уверен, что королеве и остальным удастся спастись. У нас достаточно верховых лошадей наготове, и момент неожиданности на вашей стороне.
— К чему вся суета? — спросил Людовик. — Генерал Буйе расквартирован всего в нескольких милях и, конечно, уже на пути сюда. Я только впустую потрачу время.
Мне удалось перекинуться взглядом с моим любимым Жюльеном. Он устало пожал плечами. Король снова начал медлить, притворяясь, будто проголодался, и попросил подать еду. Мэр не был чудовищем и немедленно поручил это своей жене. Быстро — для планов короля чересчур быстро — еда была готова. Завершив трапезу, король попросил мэра дать детям подольше поспать.
Королева между тем попыталась договориться с женой начальника этого местечка. Она хотела перетянуть мадам Сос на свою сторону. Но теперь всё знали уже слишком многие. Что же тут могла поделать жена лавочника?
— Мадам, — настаивала Мария-Антуанетта, — не могли бы вы использовать все свое женское обаяние, чтобы переубедить вашего супруга?
Эта попытка в своей наивности была так трогательна, что у меня на глаза навернулись слезы, когда я увидела умоляющий взгляд королевы. Женщина не осталась равнодушной — она тоже была матерью. Мадам Сос даже заплакала, когда королева бросилась на колени перед ней, хозяйкой простой лавки.
— Мне так жаль, мадам, — всхлипывала женщина. — Но это означало бы гибель для моего мужа. Король мне правда нравится, но клянусь святой Девой Марией, своего мужа я люблю больше. Поймите, пожалуйста, мадам. Нам бы пришлось бежать, оставить дом и лавку.
Тут королева поднялась и замолчала. И мне стало страшно за наше будущее.
Если и нас, слуг, тоже привлекут к суду, я покажу этим обвинителям. Разве я не свободная гражданка? А раз так, то имею полное право покинуть страну. Или, может, нет? Богом клянусь, я за собой никакой вины не знаю. И все это я собиралась высказать на весь зал. В случае необходимости я обратилась бы к Жоржу Дантону. Он помог бы мне и моей госпоже.
— За окном уже светает; национальных гвардейцев теперь тысячи четыре. Да и толпа зевак перед лавкой становится все больше, — шепнула мне мадам Франсина. — Бегство короля теперь уже невозможно.
— В Париж, — вдруг услышали мы. — Король должен вернуться в столицу. Отправьте его в Париж. Да здравствует нация. Назад Людовика, туда, где ему место.