И тут наступил великий момент для Сантерра. Этот пивовар из предместья Сент-Антуан, который принимал участие в штурме Бастилии в самых первых рядах, а теперь был одним из главных инициаторов нападения на Тюильри, грубо потребовал от солдат пропустить его:
— Мне нужно поговорить с королевой.
Защитники слегка отодвинулись назад.
Неотесанный парень подошел к Марии-Антуанетте:
— Вам нечего бояться, — начал он, — люди любят вас и короля больше, чем вы думаете.
— Я не ошибаюсь, — холодно ответила ему Мария-Антуанетта. И, забыв про дипломатическое чутье, она продолжила: — Мне нечего бояться, потому что меня окружает Национальная гвардия.
Этим она настроила парня против себя, и тот заставил ее сидеть два часа у всех на виду, пока он вводил в помещение маленькие группы незваных гостей, чтобы у каждого была возможность «засвидетельствовать свое почтение королеве», то есть — оскорбить ее.
Я видела, как ученик мясника нагло размахивал перед лицом королевы окровавленной телячьей головой, насаженной на копье. Женщины также замахивались на нее своими сечками и обрушили на нее поток грубых ругательств. Хотя я и считала, что хорошо знаю парижский жаргон, меня поразил их лексикон.
Австриячка, ненавидимая всеми до глубины души, все это время просидела в своем кресле прямая, как свечка, и равнодушная, держа за руки детей. Даже присутствие детей не смущало баб. Я с трудом держала себя в руках, но была уже близка к тому, чтобы высказаться вслух, когда мадам Франсина, кажется, догадалась о моем настроении. Она бросила мне предостерегающий взгляд, который заставил меня опомниться. Было бы глупо еще больше раздражать возбужденных женщин.
Король, все еще плотно окруженный людьми в другом конце комнаты, не прекращал беседы. Казалось, будто он не замечал присутствия королевы и детей. Но я видела: когда вошла Мария-Антуанетта, он внезапно побледнел, что было непривычно при его обычно розовом цвете лица.
Затем три женщины встали прямо перед королевой. Как по команде, они повернулись к ней спиной, наклонились вперед, задрали свои длинные юбки и продемонстрировали голые зады Марии-Антуанетте, ее детям, солдатам гвардии и депутатам Национального собрания.
— Вот что мы думаем о тебе и твоих шалопаях! — крикнули они при этом.
Сантерр хотя и засмеялся, но как-то принужденно. Он сильно покраснел и поспешно прогнал эту троицу из комнаты.
Наконец людям все надоело, и они убрались восвояси.
В ранние утренние часы королева, мадам Кампан, мадам Турнель и мадам дю Плесси совершили обход дворца, чтобы оценить нанесенный ущерб. В следующие недели мы все рассчитывали на новое вторжение во дворец.
Национальное собрание, к удивлению многих, не отозвало деморализованную революционную армию, а, наоборот, усилило ее новыми батальонами добровольцев и приказало ассигнатами оплатить жалованье солдатам и закупить вооружение.
«Наше положение становится все более критическим, — писала Мария-Антуанетта в первые дни июля своему старому доверенному графу Мерси в Брюссель. — Потому что мы не можем рассчитывать на лояльность ни Национальной гвардии, ни армии. Охрана в последнее время стала более небрежной, и побег, если его подготовить умно, мог бы удастся».
В своем зашифрованном ответном письме Мерси советовал королеве уехать со всей семьей в Компьен. А потом попытаться пробиться в Амьен или Аббевиль.
«Там верные королю люди, которые защитят своего суверена и, в случае необходимости, пожертвуют ради него жизнями», — писал надежный спутник ее юных дней.
Ландграф[68] Гессен-Дармштадтский предложил тайно вывезти королеву из Парижа. Он считал, что в опасности только Мария-Антуанетта; а королю, его сестре и детям революционеры ничего не сделают.
— Если они забудутся настолько, то это преступление станет их концом, — считал ландграф.
Но Мария-Антуанетта отказалась уезжать:
— Я не могу и не хочу оставлять в беде своего супруга и детей.
Снова вернулись к старому плану Людовика позволить «похитить» себя. Но вдруг его величество воспротивился:
— Я останусь в Париже, ведь я дал королевское слово. Я буду ждать, пока придут австрийские и прусские войска.
Глава сто первая
Наряду с клубом якобинцев в центре города действовал клуб радикальных кордельеров, названный по монастырю францисканцев, «братьев — вязальщиков узлов». Они приобретали все большее влияние. Некоторые из кордельеров клялись уничтожить каждого, кто попытается предпринять что-нибудь против «новых свобод». Они точно знали, что король — злейший противник равенства и свободы.
Во время одного из моих частых посещений папаши Сигонье появились двое молодых людей. Это были веселые парни, полные энергии и, разумеется, бандиты. Они зарабатывали на жизнь, грабя богатых купцов, причем обычно не церемонились, если их жертва вдруг не желала расставаться со своим кошельком. Тут уж могло случиться, что человека, которого вежливо попросили отдать деньги, находили мертвым, с ножом, торчащим между ребрами. Старик скупал у них краденое, как я думаю. Эти молодые висельники и их подельник, как я слышала, разговаривали о «защитной одежде», о том, что она может спасти человека не только от ножа, но даже от пули. А потом они заговорили о том, как ее можно сделать.
Я внимательно слушала, все запомнила, а потом рассказала своей госпоже. Защитные рубахи изготавливали из двенадцати слоев тафты, и носить их нужно было прямо на голом теле. Снаружи их видно не было.
Мадам дю Плесси отправилась к королеве с этими рубахами, которые они с мадам Турнель изготовили для всех членов королевской семьи. Мария-Антуанетта пришла в восторг и тут же примерила рубашку. От моей госпожи она потребовала:
— Уколите меня как можно сильнее, мадам.
Мадам Франсина взяла острый нож и ткнула, насколько хватило силы. Материал и в самом деле выдержал.
Мария-Антуанетта поспешила с этим облачением к королю, опыт немедленно повторили, причем защитную рубашку надел на себя слуга, а король изо всех сил ткнул его ножом. К всеобщему удовлетворению, репетиция прошла успешно, и тогда королевская чета решила при малейшем намеке на опасность надевать эти панцири.
— Прости мне, Господи, — покачала головой мадам Франсина, когда мы снова оказались в ее комнатах, — но иногда они оба кажутся мне большими детьми. Они, по-моему, до сих пор не поняли, что им грозит опасность каждую секунду. Им бы нужно носить эти рубахи постоянно, иначе они их не спасут.
То немногое свободное время, которое Мария-Антуанетта предоставляла ей, мадам Франсина охотнее всего проводила с ее пылким почитателем маркизом де Токвилем. Влюбленный маркиз уже часто просил ее брать на себя роль хозяйки дома в его городском дворце во время вечерних приемов, балов и ужинов. Моя госпожа охотно выполняла его просьбу.
Маркиз недавно просил ее руки, и мадам Франсина была не против вступить во второй брак с очаровательным и состоятельным, да еще и красивым аристократом, но в этом случае он потребовал бы от нее оставить свою работу, а этого она не хотела.
Маркизу пришлось, хотя и неохотно, смириться с отказом.
— Я могу вас понять, мадам, — ответил он и галантно поцеловал ей руку, — данное слово не нарушают.
Они договорились, если «что-нибудь принципиально» изменится, снова подумать о браке.
Имение маркиза было роскошным. Каждый раз, приходя туда, я с восторгом рассматривала дворец. От него веяло роскошью и надежностью, насколько это было вообще возможно в те ужасные годы.
68
Ландграф, здесь: титул князей, положение которых было сходно с положением герцогов. На них лежала обязанность не только в своем графстве, но и в более обширной области поддерживать мир, а в случае войны давать, кому нужно, вооруженное прикрытие.