Чтобы помешать королю говорить, несколько стражников по знаку палача схватили его и поспешно подсунули под нож гильотины, который, быстро освобожденный месье Сансоном, как молния скользнул вниз.
Все на площади услышали крик, а потом наступила жуткая тишина.
Людовик XVI был казнен.
Часовой, парнишка лет восемнадцати, сразу опустил руку в корзину и вытащил отрубленную голову короля. Он поднял ее за волосы надо лбом, чтобы все зрители могли видеть. Он бегал по четырехугольнику платформы, корча при этом глупые рожи.
Напряжение и торжественная тишина длились, наверное, уже слишком долго, и вдруг разразилось ликование. Рядом со мной стоял жирдяй с мышиной мордочкой, который начал орать «Да здравствует нация!», а стоявшие рядом подхватили крик. Так над просторной площадью Революции гремело «Да здравствует нация!». Люди вокруг нас бросали в воздух свои шляпы или якобинские колпаки и с воодушевлением затянули Марсельезу.
Когда отзвучали последние такты революционной песни, все помчались наперегонки к эшафоту. Кавалерию и Национальную гвардию уже давно оттеснили. Толпа спешила поймать кровь, которая текла из обезглавленного туловища.
— Эта кровь чудотворная! — крикнула женщина с просветленным взглядом и оттолкнула меня. Люди танцевали, как одержимые, вокруг места казни.
Теперь месье Сансен занялся своими делами. Он уже начал по старому доброму обычаю палачей продавать одежду своей жертвы тому, кто больше даст.
— Как когда-то на Голгофе, — пробормотала мадам Турнель.
Треуголка короля, похоже, принесла палачу больше всего барышей. Ленточка от волос да локоны казненного продавались также хорошо. Коричневую накидку Сансон разрезал на мелкие кусочки и раздал людям.
К ирландскому священнику, к счастью, никто не приставал.
Он прошел мимо меня, губы у него тихо шевелились; он молился, наверное, за душу короля. Мы подождали, пока жандармы положили труп Людовика и его голову в большую корзину из ивовых прутьев, подняли ее на стоявшую наготове повозку и уехали.
Как рассказывал позже его верный слуга месье Клери, в свои последние часы перед казнью король был очень спокоен и собран:
— Он отказался прощаться со своей семьей. Он хотел избавить ее от этой боли. — Верный слуга боролся со слезами. — Потом его величество отдал мне свое обручальное кольцо и попросил передать его королеве как его последний прощальный поцелуй.
Мадам дю Плесси держала руку Клери, когда тот, всхлипывая, добавил:
— В заключение его величество приказал мне еще сказать всем последнее «прости».
Тут выдержка покинула всех нас, и мы дали волю слезам.
На следующий день в «Друге народа» писали:
«Покойника отвезли на кладбище Святой Мадлен, где уже до исполнения приговора вырыли глубокую яму, чтобы в ней исчез „Людовик Укороченный“».
«Это прозвище, как и „Людовик Безголовый“, пользуется большой популярностью в революционных кругах», — писал английский посол своему королю.
Голову и тело гражданина Людовика Капета положили в простой сосновый гроб, в каких хоронят умерших в приюте для бедных. Его погребли без всякой похоронной церемонии и без молитвы. Могильщики бросили негашеную известь на гроб, чтобы останки короля разложились быстрее.
Газеты писали — и это нужно было принимать буквально — «Людовика Капета стерли с лица земли». Могилу в заключение закопали и сравняли с землей. До сих пор ни доска, ни крест, ни надгробный камень не напоминают о Людовике XVI.
Глава сто девятая
Грустные и подавленные, мы вернулись в Тампль. Мария-Антуанетта с каждым днем становилась все худее. Ее платья мне приходилось несколько раз ушивать. Стражи наконец заволновались, как бы заключенная не умерла раньше времени. Поэтому они по собственному почину велели подавать ей в обед бульон из говядины.
Королева больше ничем не интересовалась; она пребывала в скорби и до самой смерти носила только черное платье. Она почти все время рыдала. Неделями Мария-Антуанетта не покидала свою комнату и не переносила ни одной живой души рядом с собой. Когда мадам Франсина пыталась привести к ней дофина или Марию-Терезу, она была недовольна.
Администрация города по ее просьбе предоставила ей лохань для купания. Теперь, после смерти ее мужа, ей поставили еще и клавикорд.[75]
— Уж не мучает ли их совесть? — горько рассмеялась мадам Франсина, и сама же ответила на свой вопрос. — Нет, конечно нет, Жюльенна. У этих людей совести нет. Просто они не хотят, чтобы она до своего процесса увяла, как цветок, который поставили в вазу без воды.
Но в один день королева вдруг преобразилась. Она велела мадам Франсине причесать ее и накрасить, выбрала платье, которое несколько скрывало ее худобу пышными рюшами на юбке и корсаже, а также волнами кружев у выреза платья. Глаза у нее сияли. Причину этого мадам дю Плесси узнала от самой королевы.
— Ее величество снова обрела надежду. Она думает о побеге.
Я удивленно покачала головой; у меня были очень большие сомнения в исполнимости такой идеи. Охрана в Тампле была очень строгая.
Дамы дю Плесси, Турнель и Кампан, а также ваша покорная слуга, хотя и могли выходить из Тампля в любое время — нас ведь народный суд оправдал, — и официально мы считались камеристками и воспитательницами королевских детей. Всякий раз нас самым тщательным образом обыскивали, не проносим ли мы запрещенные предметы. Но один из надзирателей, Тулан, убежденный приверженец революции и враг монархии, изменил свое мнение после того, как долгое время пробыл в непосредственной близости от королевы.
Он разглядел в Марии-Антуанетте отважную женщину, она всегда была дружелюбна к своим стражам; к тому же его тронула ее глубокая скорбь о смерти ее супруга.
Так месье Тулан начал строить планы.
— Я ручаюсь за успех, — уверял он, — и мадам Елизавета с детьми смогут целыми и невредимыми покинуть Тампль.
Сначала королева отнеслась к этому в высшей степени скептически.
— Этот человек республиканец и революционер до мозга костей. Разве может Савл превратиться в Павла? Думаю, меня хотят загнать в западню. — А Тулану она сказала: — Оставьте меня в покое, месье. Крайне жестоко обещать свободу заключенной.
Мадам Франсина решила прощупать охранника.
— Я докажу королеве, что Тампль не настолько уж отгорожен от внешнего мира, — заверил он, и через несколько дней тайно провел в средневековое строение верного королю генерала де Жаржеля. Этот офицер часто служил Марие-Антуанетте в качестве курьера, передавая ее тайную корреспонденцию. Хитрый генерал переоделся фонарщиком и действительно беспрепятственно проник в крепость.
Когда Мария-Антуанетта узнала его, то сразу поверила, что месье Тулан не обманывает ее, и она обрела новую надежду. План Тулана предусматривал, что в ночь побега на страже будут стоять он сам и некий месье Лепитр. Этот человек, бывший учитель, являлся директором паспортного ведомства и был готов за значительную сумму обеспечить фальшивыми документами всех членов семьи Людовика. Королева с этими документами бежала бы в Нормандию, а оттуда на лодке в Англию.
Однако некоторую проблему представляли слуги Марии-Антуанетты, супружеская пара. Месье Тулан пообещал лично усыпить их.
— Они будут спать как младенцы, — уверял верный почитатель королевы, и оба весело захихикали, представив себе эту картину.
Как и в 1791 году, беглецы должны были переодеться, чтобы их не узнали, когда они будут покидать здание. Мадам Франсина предложила:
— Ваше величество, вы и мадам Елизавета такие стройные, что будет лучше всего, если вы наденете формы городских чиновников. Тогда можно быть уверенными, что ни один стражник не осмелится вас остановить. Вы сможете спокойно выйти из Тампля, где вас будет ожидать одноконный экипаж.
Королева, казалось, преобразилась. Она даже захлопала в ладоши. Месье Тулан пообещал немедленно позаботиться обо всем. Теперь стали думать, как вывести из Тампля Людовика-Карла и Марию-Терезу.
75
Клавикорд — небольшой старинный клавишный струнный ударно-зажимной музыкальный инструмент, один из предшественников фортепиано.