Адам страшно желал поднять с каменного пола кинжал и вонзить его в венценосного ублюдка. Но он пробыл рядом с ним министром целых семь лет и знал, что стражники его были умелыми и сам король прошел не одну битву. Не сдюжить ему. Только разозлит бешеного волка ещё больше.
Решётка скрипнула. Свет от одного оставленного факела на другой её стороне едва достигал его. Адама дернул руки. Цепи натянулись. Он дернул ещё раз. Сильнее. И ещё. Ещё. Ещё. Ещё. Вмурованный в стену штырь не сдвинулся ни на миллиметр. Он и не надеялся вырвать его. Нет. Но дергал от отчаяния, от безысходности. Дергал до тех пор, пока измазанные в грязи нежные руки его жены не коснулись пальцев. Губы её дрожали. По щекам текли слезы. Она мужественно покивала головой. Успокаивала его.
— Мне так жаль, — прохрипел он надрывным голосом. — Мне так жаль, любовь моя.
Адам схватил её пальчики и поднес к губам. Грязные или нет — совсем не имело значения. Ничего в этот миг не имело значения.
Брина улыбнулась. Кротко, ласково. В уголках её глаз собрались мелкие морщинки. Только сейчас он понял, как сильно любил эти морщинки, появившиеся пару лет назад.
— Все хорошо, — её голос дрожал. — Вы всё сделали правильно. И я… Я тоже вас люблю.
— Мне жаль, Брина. Прости меня. — Он целовал каждую выступающую косточку на её руках, каждый ноготок. Адам был генералом, видел смерти и сражения, но никогда даже в уголках его глаз не собирались слезы. Но теперь он готов был рыдать, совсем не по-мужски.
— Это не ваша вина. Не ваша, — она продолжала нашептывать, успокаивать его совесть.
Брина мягко освободила свои руки, наклонилась и подняла с пола проклятый кинжал. Адам отказывался верить. Она вложила оружие в руку и сжала его ладонь вокруг рукояти. Он знал, что должен был сделать это. Должен был подчиниться чудовищному ублюдку и убить её. Быстро. Чтобы она почти ничего не почувствовала. Иначе… Адам живо примерил все те пытки, что видел, на свою жену, представил её крик и муки.
— Всё хорошо. Вы справитесь.
— Брина… — по щекам покатились слезы. Но всё это было не важно.
— Поцелуете меня? Это было бы очень романтично, — она тихо рассмеялась. Несмотря на весь ужас, она… смеялась.
Адам закрыл глаза. Собрал все своё мужество. Он уже убивал. Мужчин, женщин, детей, но никогда не думал, что однажды…
— Я верю, что мы всё сделали правильно. Благой Демиург уже ждет нас в своих светлых садах.
А что, если не ждет? Что, если… Нет, не время было сомневаться.
— Да. Дождись меня, любовь моя, — он прижался к её сухим губам. Проник в рот языком. Целовал страстно, горячо, как никогда прежде. И горький вкус был у этого поцелуя.
Кинжал дали острый, длинный. Он направил его под ребра, чтобы наверняка добраться до сердца, и резко вонзил. Брина всхлипнула, дернулась и рефлекторно попыталась отстраниться. Адам удержал её, продолжил прижиматься губами. Она содрогалась в его руках, а он… Он убил свою жену. Соврал ей. Не достигнуть ему светлых садов.
Кровь просочилась через плотную ткань платья. Адам губами поймал её последний вздох.
На закате Канцлер зачитал приказ короля. Адама Вестлея повесят за измену следующим днём в полдень. Его Величество лично придёт удостовериться в кончине бывшего Министра.
Глава 6
— Ни слова, Ир, — Тувэ угрожающе выставила указательный палец перед его лицом. Колдун показательно плотнее сжал губы. Ясное дело, что надолго его не хватило.
— У Ньяла грозная черепушка от негодования треснет, когда он узнает про ваши трофеи, — не сдержался и громко рассмеялся. — Как эффектно он тебя прижал! Даже я растерялся! А меня сложно застать врасплох! Ну, и как тебе лейхгарские поцелуи, а?
— Заткнись. Хоть раз просто возьми и закрой рот, — Тувэ закатила глаза и понадежнее затянула золотистые шнурки на рукояти меча. Чтобы Ир да не сверкал своим остроумием? Знала, что просит о невозможном, но всё равно надеялась…
— В следующий раз требуй в награду королевские штаны! — торжественно предложил колдун, задорно хлопнув в ладоши.
— Не заткнешься, значит?
— Да ни за что! Какой из меня будет друг, если просто смолчу?
Тувэ свернула к своим покоям. Ир не отставал. Говорил, говорил и говорил. Сами боги его бы не смогли заткнуть. А хотелось, чтобы он всё-таки закрыл свой рот и дал ей хоть пару минут спокойно подумать и осознать произошедшее.
Сорвать с поверженного врага что-то в качестве трофея — вполне обычно дело. На севере никто просто так в битве не сходится, только дураки разве что. Всегда сражаются за что-то. И это самое что-то обычно ставят на кон. Например, право приударить за женщиной или какую-нибудь спорную вещь. Иногда перед поединком отдавали смотрящему нечто ценное: колдовские амулеты, например, или дорогое оружие. Победитель забирал и свой предмет и награду.
Ну, вот Тувэ и поступила как северянка. Выбрала трофей.
Демоны! Но это был не просто трофей! Рубашка липла к широкой груди, и ей захотелось распахнуть и рассмотреть побольше его кожи. Поэтому и выбрала тесьму — чтобы обнажить Его Величество.
Взбудоражил Тувэ этот поединок. Она сталкивалась с людьми королевств на поле боя, но они не были так хороши, как король. Сражение с ним захватывало, что-то такое пробуждало в ней. Ну, и он был силён. Сильнее, чем она могла предположить. Совсем не похож на изнеженный южный цветочек.
В общем, Тувэ просто поддалась моменту и сорвала с его рубахи эти дурацкие шнурки. Но какого демона он прижался к её губам? И хоть бы целовал-то по-настоящему! А так… Порывистое касание, она и вкуса распробовать не успела, только удивилась, да и всё. Чуть претензию ему прям там не высказала. Мол, чего это, Ваше Величество, так сухо? Умелый же любовник! А целуется как ребенок! И ведь настроение располагало! А какие лица бы были у его придворных и той Фелиции.
Не поцелуй, а одно разочарование, как ни посмотри. И Ир ещё умудрялся так об этом расшучиваться, будто застал их по меньшей мере голыми в поле в момент соития в какой-нибудь сложной позе.
Избавиться от колдуна было сродни чуду. Он всё никак не желал оставлять Тувэ. Даже когда рана на руке под чутким воздействием его колдовства затянулась, он не спешил покидать её покои. От своей служанки, что ли, прятался?
Только поздней ночью, когда её охрана из северян и королевской стражи сменилась, Ир соизволил оставить её. И то только потому, что его чуть ли не за шкирку, как провинившегося кота, из спальни вышвырнули две другие северянки. Они помогли Тувэ подготовиться ко сну, принять ванну. Она предпочитала не подпускать горничных Лейхгара к своему телу. Одна очень впечатлительная девушка вскрикнула чересчур уж громко, увидев шрамы. Тувэ было неприятно. С одной стороны, обычное ведь дело для севера. С другой, вряд ли у Фелиции было на теле что-то подобное. Она-то, скорее всего, ничего страшнее мозоли от неудобных туфель и не знала. На фоне лейхгарок Тувэ совсем не выглядела как красивая женщина. И её это странным образом волновало и гордость задевало. Всё из-за короля… На Фелицию он смотрел иначе, чем на неё, и это было по-женски неприятно.
Следующим днем Тувэ проснулась из-за шума, доносящегося с улицы. Она накрыла голову подушкой и недовольно простонала. Изель распахнула шторы, а затем и окно.
— Вставай. Уже утро, — она бросила на постель чистые штаны, нижнюю короткую сорочку и рубаху.
— Что за грохот? — Тувэ сочно зевнула, даже не потрудившись прикрыть рот кулаком. Учителя этикета, увидь он это, точно хватил бы удар. Леди в Лейхгаре не зевали. Они просыпались сразу свежими, румяными и прекрасными, как спелые наливные яблочки в сезон урожая.
— Сколачивают помост. Сегодня во дворце открыты ворота. Собираются горожане. В полдень казнь.
— Опять? — от удивления даже зевать перехотелось и сонливость сняло как рукой. — Только недавно казнили королеву. Какой-то бедолага некстати кашлянул в присутствии короля?