Мы с Борисом не понимали слов «сделайте пожирнее, покрасивее». Были какие-то претензии к нашему звучанию, и я недоумевал, почему они их не предъявляли своему казанскому звукарю, когда тот сводил? Ладно, мы пытались менять звучания баса, добавлять реверб в скрипку и трубу, усиливать бочку. Но Борис говорил, что Кирилл басист, и, видимо, насколько бы жирным мы ни сделали чертов бас, ему всегда будет мало.
— Что, блять, мы будем его делать жирнее, пока колонки не лопнут?
Во второй половине дня крыша дома нагревалась, и комната превращалась в сауну. Мы умывались, ненадолго выходили на улицу, курили в тени, ждали, копили силы, успокаивались. Возвращались, обрабатывали вокал, добавляли стандартные пресеты и компрессию в голоса из базы примочек Cubase. В некоторых моментах на фоне едва различимо слышался детский плач и голос мамы Бориса. В «альбатросе» в куплете Кости было слышно кашель брата Бориса. Но это как будто не портило общую картину, или нам так только казалось. Кашель остался частью готового трека.
К семи вечера мы шли на платформу, встречали Оксану после работы. Там выпивали по две или три бутылки пива.
Потом прощались с Борисом.
Ехал с Оксаной домой. К этому времени я уже называл эту квартиру домом. Ночью мы ложились в постель, но я спал плохо, в голове звучали все инструменты и вокал, то по отдельности, то разом. Когда я занимался «детским психиатром», все было под моим контролем. Еще до того, как начать резать сэмплы и делать аранжировку, я примерно представлял, что именно у меня должно получиться. Сделав первый вариант минуса, я мог проснуться ночью со свежей мыслью, включить ноутбук и изменить что-то. Теперь все материалы хранились у Бориса, и из-за того, что я не мог заниматься альбомом круглосуточно, я сильно нервничал. У меня по утрам так тряслись руки, что я едва умудрялся помыть посуду или сварить овсянку. Все вываливалось, голова тоже тряслась, я зажимал руки между коленей и тяжело дышал. Оксана ругалась, говорила, что я не имею права взваливать на себя все, что я должен научиться делить работу с Костей и Кириллом, иначе рехнусь, пытаясь прыгнуть выше головы.
В августе альбом наконец был выложен в сеть. Вот мой любимый отзыв, написанный пользователем my_bodda:
http://my-bodda.livejournal.com/168055.html
Презентацию забили 29-го числа в петербургских «Танцах» и 31-го в московском «SQUAT-кафе». Борис взялся разучивать клавишные партии, так как казанская пианистка сыграла только для записи, рассчитывать на нее мы не могли.
Борис съездил к своему корешу-музыканту, тот снял партии и упростил их. Но Борис почти не умел играть на пианино, получалось очень неважно. Он скачивал файлы для программы GuitarPro, музыку разных групп в midi, перегонял их во Fruity Loops, брал миди-дорожку клавиш, и «фрукты» ему показывали, какие клавиши нажимать, чтобы сыграть мелодию. Пытался привыкнуть к клавишам, которые пылились у него в углу пару лет. По природе своей Борис был сообразителен, но ленив и плохообучаем.
— Может, все-таки обойдемся без тебя? — спрашивал я.
— Научусь. Я играю все лучше и лучше, — отвечал Борис каждый раз.
Вообще, я больше не знаю таких беззаботных людей. Если бы вы наивно спросили у Бориса:
— Милый Боря, не мог бы ты сделать мне операцию по пересадке спинного мозга?
Он бы, очевидно, ответил:
— Конечно, сделаю.
Ладно, будь что будет, решил я. К тому же, Борис сказал, что никогда не был в Петербурге и сам оплатит проезд. Мама и жена были даже рады, что он нашел себе занятие. Но перед отъездом они тысячу раз сказали мне:
— Присматривай за Борей.
Это был полный провал.
Я сильно перенервничал, когда мы настраивали инструменты и голос. Звукорежиссер был вялый, ему хотелось пойти кушать, а не настраивать звук.
Состав был такой: я, Костя, Кирилл, Айдар, Алина, Борис, Михаил Енотов (согласившийся отыграть пару концертов, хотя идейно ему не нравилась наша группа) с гитарой и Семен, парень из Казани, который за оплату проезда в Петербург предложил себя в качестве барабанщика, которого не хватало. Все они играли на сцене, а я, сумасшедший дирижер, не знающий нот, слушал всю эту кашу. Прежде в моем творческом подчинении был только один человек, вундеркинд и аутист, туалетный философ по имени Костя. Нужно было уговаривать его писать тексты, потом уговаривать учить их, и он в итоге все делал, сначала чтобы не разочаровать меня, долго разгоняясь, но по ходу все-таки наедая аппетит.
Теперь было еще шесть музыкантов, и каждый срать хотел на меня и мои нервы. Мне нужно было все быстро, хорошо, и чтобы можно было их контролировать. Хорошо и быстро не получалось, каждый крутил свою шарманку, все орали друг на друга и на звукаря. Саундчек длился целый час, и конца было не видно. В итоге я махнул рукой, сел возле бара с Оксаной (она тоже решила поехать) и стал пить водку жадно, как в последний раз.