— Кто?
— Ну что вы в игры играете? Откройте. У нас плановая беседа непосредственно. Для отчетности.
Они переглянулись, и Костя решил открыть, хотя мама шепотом говорила ему: «Ты что! Не открывай!». Но он больше не мог стоять и терпеть.
В проеме появился человек в синем мундире и толкнул дверь дальше по траектории что есть мочи. Через секунду в коридоре было пять посторонних. Последний — сальнолицый толстяк с зубочисткой во рту — зачем-то схватил дверь и держал ее. Человек в мундире скороговоркой произносил постановление уголовного дела по статье номер такой-то. Костя не воспринимал речь, потому что у него кружилась голова от недостатка воздуха. Костина мама дернулась вперед, что-то крича и вырывая дверь у малого с зубочисткой. Она так и повисла на двери, зачем-то отвоевала ее, хотя все эти люди уже были внутри.
Костя как-то пришел в себя, попросил маму успокоиться, и начался обыск. Это было мучительно нудно. Бледному Косте несколько раз настойчиво предлагали сесть, но он не садился, ему только нужно было знать, посадят его теперь или нет. Но даже когда приехал их с мамой знакомый адвокат и спросил, в чем Костю обвиняют и чего ждать, прокурор беззаботно ответил вопреки правилам:
— Там видно будет.
Костя заключил, что с ним может случиться все что угодно, и рассчитывал на худшее. В голове крутилась сцена из «Близости», в которой Джулия Робертс рассказывает мужу об измене, щедро используя слово «fuck».
При процедуре присутствовали двое понятых: один — тот самый тип с зубочисткой, второй — прыщавый человек, просидевший все время на Костином диване; двое федералов: один — жизнерадостный татарин, второй — молчаливый и с камерой; и прокурор, который был всего на несколько лет старше Кости. В ходе обыска прокурор даже позволил себе пару раз поспорить из-за мелочей с федералами, видимо, чтобы утвердить авторитет, ведь дело было отдано на рассмотрение прокуратуры.
Позже одна наша знакомая расскажет мне, что видела ролик, записанный в тот день на эту камеру. В нем сонный Костя в старых трениках достает со шкафа ватман и обреченно показывает в кадр крупной надписью «Думу — разогнать». Знакомая скажет: «Глядя на Костино утомленное лицо, я решила, что речь идет о том, чтоб разогнать дурные мысли…».
Обыск закончился, компьютер опечатали, а Костю куда-то повезли на машине.
— Заебись погодка, — сказал федерал-татарин. — Скорее бы с ним закончить и пивка попить.
Костя с удивлением отметил, что этот пошлый прием действует на него — в груди с силой защемило, хотелось тоже иметь возможность беспрепятственно испытывать простые радости, которых он теперь надолго будет лишен.
К моменту нашего знакомства с Костей мы оба были рэперами со стажем.
Это не единственный вид творчества, который меня привлекал. Прежде я писал сказки про дядю Петю и медведей и простейшие компьютерные игры (сводный брат натаскивал меня в языке QBasic несколько лет, но поняв, что ничего серьезного в нем не сделать, я разочаровался в этих идеях и выкинул многочисленные эскизы персонажей и уровней несозданных игр), пытался снимать кино на видеокамеру, которую папа приносил непонятно откуда и всегда на несколько дней. Но все так и не было доведено до конца, все выглядело настолько убого, что у меня уши краснели и хотелось плакать.
Первые мои рэп-опыты относятся к двенадцати годам. Помню отдельные строки, что-то вроде:
наш гайвер убегайвер
за ним гонится антигайвер
Я никогда толком не смотрел эти жуткие японские мультфильмы, в том числе и сериал о Гайвере, просто сочинял, что приходило в голову. Были тексты и про любовь:
чисто по любви чисто по любви
я сломал себе все руки
чисто по любви чисто по любви
у меня шли долго глюки
И потом нараспев:
но ты меня не зови ведь нет у меня уже ничего
кроме этой злой любви
Через год я начал нарезать минуса. Первые были сделаны при помощи кассетного магнитофона, микрофона (даже не помню, какого) и программы «звукозапись» в Windows 3.1. Никто не рассказывал, как это делать, и не учил меня. Но для меня как-то априори было очевидно, что рэпер может и должен сэмплировать все, что слышит вокруг. Я прослушивал аудиокассеты, находил подходящие фрагменты в различной музыке, потом подрубал микрофон и переписывал в компьютер. Любое сочетание звуков можно положить на бит, но прежде нужно слизать этот бит. Проблема программы «звукозапись» была лишь в том, что по длине сэмплы нельзя было подогнать друг под друга. Она не работала со временем, там лишь можно было отрезать лишнее с начала или с конца, регулировать громкость, копировать и размножать и — главное — смешивать. Накладывать сэмплы друг на друга. Таким образом, выходило, что мелодия по длине не совпадала с барабанами, либо проигрывалась быстрее, либо играла дольше. Тогда я догадался, что можно резать мелодию на составные части: отрезать отдельно каждую ноту, потом заново собирать сэмпл, чтобы он соответствовал длине, возможно, даже меняя саму мелодию, переставляя ноты местами. Все это требовало долгих часов работы, иногда у меня закипали мозги, на листке в клеточку минус у меня был нарисован из сэмплов-квадратиков — что-то вроде рисунков систем органов из учебника биологии — а в компьютере была куча составных частей, которые нужно было мучительно приставлять друг к другу, ошибаться, переделывать. Проблема еще была в том, что я пользовался компьютером сводного брата и, пока он играл в игры, я внутреннее сгорал, но не мог заниматься делом, которым был одержим.