В общем, мы сделали все, что от нас зависело, потратив много нервов.
В поезде Москва — Минск я плохо спал, было тягостно и жутковато. Не агрессивные гомики меня пугали (никто из нас ни на секунду не усомнился в том, что это пустой пердеж в лужу), а то, что нарушался мой план: прочитать «милиционер будущего. беларусь» последним треком программы и быстренько свалить под шумок. Ведь как быстро настоящее становится прошлым, а прошлое — будущим. Вот ты сидишь в поезде, пьешь чай или проводишь утро у себя дома как Йозеф К., а в следующий миг тебя заперли в обезьяннике или следственном изоляторе.
Такой сюрприз, как ироническая песня о Лукашенко, не хотелось преподносить людям дважды.
Встретили нас хорошо. Меня, Костю, Оксану и еще одного моего друга — актера и режиссера по прозвищу Q, который снимал документальный фильм. Он уже второй или третий месяц ходил за мной с камерой, снимал мою жизнь и концерты, иногда приезжал домой, снимать наш с Оксаной быт.
С Дмитрием Молодым поехали на метро и троллейбусе на квартиру к двум милым девушкам, которые позволили принять душ, выдали полотенца, накормили вкусным и очень плотным вегетарианским завтраком и налили настойки.
Оставалось еще время погулять по центру. Мы поехали на знаменитую «плошчадь», говоря диалектом Батьки. Действительно, жуткий город, я испытал в нем настоящую тоску по свободе и желание поддержать белорусов. Вроде бы внешне не сильно отличается от городов России, но здесь еще больше застывшего в каждом доме, каждом светофоре, каждом камне — крика боли; торговые центры и кафе как палаты морга, посетители растеряны в этот субботний полдень. Так я увидел Минск через призму собственных страхов.
Бар «Йо-ма-Йо» походил на привокзальный буфет. Но здесь были колонки и два микрофона. Больше нам ничего нужно не было. Пока мы чекались, Дмитрий Молодой и его друзья раздвинули столы и стулья, освободив пространство перед небольшой сценой. Начали запускать посетителей, это были хорошие люди с чистыми душами, мечтающие и чувствовавшие приблизительно то же, что мы и герои наших текстов. Мы выпили водки — угощали побитые жизнью молодые парни, которые останутся на оба концерта.
Первый раз все прошло очень хорошо. Мы выступили, достаточно четко отчитывали почти полтора часа, почти все присутствующие знали слова, а трек «милиционер будущего. беларусь» взорвал зал. Каждый из почти сотни человек был благодарен, что мы адаптировали текст под белорусов. Сумасшедший усач сидел у них поперек горла.
Раздали автографы, сфотографировались со всеми желающими. Пока Дмитрий Молодой с друзьями выдворяли первую партию людей и запускали вторую партию, я пошел в туалет.
Вот тут меня и схватят, когда я окажусь один, как это происходит в каждом триллере. В грязной липкой тишине работает зло. Почему я чувствую страх, как нашкодивший школьник, которого вот-вот поймают за уши? Ведь я наоборот пытаюсь найти способ играть на стороне добра, не брать того, что мне не надо, моя совесть чиста. Фактически у меня ничего нет, ни дома, ни ценных вещей, мне не нужны власть и богатство. Я просто хочу иметь возможность говорить о том, что чувствую, читать книги и любить свою девушку. И в то же время я не верю, что мои желания законны. Невозможно оставаться чистым изнутри и снаружи. В моем сердце бьется надежда, но разум настроен на поражение.
Я боялся. Мой пафос не стоил пафоса живого Мерсо, но стоил грязи на трусах казненного Мерсо. Я хорошенько помочился, глядя на вход в туалет, и прошел через «Дом творчества трактористов» обратно в бар.
Выпил, и мы снова вышли на сцену.
Второй раз выступать было тяжелее. Я устал, но Костя, казалось, наоборот разогрелся. Читать все равно получалось четко, но дико куражиться не хватало сил. Мы исключили из трек-листа песню «пизда» и еще что-то, чтобы немного сократить выступление. Случился даже стейдждайвинг — Костю немного прокатили на руках по залу, пока я читал. Мы закончили под аплодисменты.
Опять пронесло: никто не хватал нас и не заковывал в наручники.
Совсем не осталось сил, даже на страх, я еле расписался на нескольких билетах и полулежал на стуле и столе, как обвисший чемодан, набитый рваными шмотками. Мне протягивали пиво и вино, но я сделал только несколько глотков.
«Снимут нас с поезда», — вяло, почти равнодушно, подумал я.
Мы поймали такси — прощания, объятья, почти слезы, «приезжайте еще!» — и скоро были на вокзале. Все хорошо, вошли в поезд. Кроме нас четверых и приветливой проводницы, в вагоне не было никого. Я попросил Оксану расстелить мне постель.