После первого дня записи я и Кирилл остались ночевать у Квэинта в Марьино, потому что утром мне нужно было на экзамен по русскому языку (в Щелково ехать не вариант), а Кирилл планировал дождаться Женю, который приедет утром, и контролировать запись гитары.
У меня немного ехала крыша, наша музыка звучала и звучала в голове. В метро я затупил и не вышел на Сретенском бульваре, хотя мне нужно было там выходить, и, к тому же, голос сказал: «Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны». Но смысл слов дошел до меня, только когда двери закрылись. Поезд отъехал куда-то в пустоту и остановился. Я впервые попал в технический аппендикс метрополитена. Жал кнопку «вызов машиниста», лампочка загорелась. Машинист не отвечал, но вдруг мне расхотелось с ним говорить. Я жал и жал на кнопку, надеясь, что лампочка погаснет. Вдруг поезд поехал и вывез меня на станцию Чкаловская.
Добравшись до аудитории, я написал изложение за двадцать пять минут. Это был рекорд. В прошлый раз, поступая, я сдавал все экзамены быстрее всех, на этот раз хотел улучшить результаты. Напрягаешь мозги и работаешь без перерыва.
В общем, изложение было несложно написать — уже с первого чтения позволили делать пометки, и я почти целиком его записал, так как пишу достаточно быстро. Я сразу узнал Льва Толстого, хотя и не знал рассказа: дворянина кусают комары на прогулке, сначала он хочет уйти из леса, месит комаров, кожа дико зудит, но вдруг человек испытывает чувство единства с лесом, когда все его тело в этой комариной массе. Зря я искал славы и удовольствий, думает ошалевший дворянин, зря я был эгоистом! Буду жить для других! Переписал на чистовик, раз перечитал с конца: последнее предложение, потом предпоследнее и до первого. Способ проверять ошибки, чтобы фабула не отвлекала от орфографии.
Вернулся в Марьино, где Женя уже писал гитару. Руки у него были кривее, чем у Зорана, времени уходило больше. Женя ругался, что хуже всего записал «это не моя жизнь» и «осень», которые были для него важнее. Он хотел сделать так, чтобы можно было почувствовать дух американского панка 90-х. Того, что называли «эмо» во времена, когда Fugazi записали «Красную медицину». В этих двух треках Женя сам придумывал партии, а не переигрывал и не переделывал чужие. В целом альбом получался не таким, каким он хотел его видеть: песня «смердяков», к примеру, вообще напоминала брит-поп. В дальнейшем Женя хотел бы идти в другую сторону: хотел экспериментов, фидбэков, электроники и адских скретчей. Чтобы наизнанку выворачивало. Здесь же приходилось мириться с тем, что ты один из участников, от которого иногда ничего не зависит, а иногда зависит все.
Но «макулатура» давала ни с чем несравнимые воспоминания. Как когда после концерта к тебе у бара подсаживается человек с нашивкой Magrudergrind на джинсовке, рассказывает, как приехал сюда из самой дремучей в мире деревни, где никто, кроме него, вообще не слушает музыку, и говорит «спасибо».
Во второй половине дня должен был приехать Костя. Приехал с небольшим опозданием, как обычно. Мы приступили к вокалу. Жара стояла не такая, как прошлым летом, но все же пекло неслабо. Где-то +32. Это стало особенно ощутимо, когда нам пришлось закрыть все окна и балкон. Мы разделись до трусов и начитывали свои остросоциальные речитативы в распахнутый шкаф, дверцы которого Квэинт завесил одеялами. Бережно он относился к качеству звука. Несмотря на залитые потом глаза и вонючие яйца, получалось у нас неплохо. Благодаря многочисленным репетициям даже Костя многое записывал с одного дубля.
На записанный по-новому трэк «толстяк страдает» Квэинт повесил автотюн — эффект, который вытягивает ноты. Получилось очень смешно — как в 90-е певица Шэр пела, блея: «Do you believe in love?», так мы теперь надрывались:
мир накренился пылает в лучах заката-а-а-а-а
будний вечер толстяк страдает у банкомата-а-а
Решили это оставить.
20-е июля — день моего рождения. Лучшим подарком было слушать, как качает музыка, сводить и надеяться, что альбом будет действительно сильным. Еще я получил книгу от Жени.
Сводили целый день. Кирилл уехал немного раньше, зачем-то наобещав в следующий раз подарить мне подарок, — ему нужно было на поезд.