Смена трека. Звучат мои слова из другой песни:
протест это шизофрения сказал путин с плаката
голосом злой мачехи и я прячусь под одеяло
жизнь пролетит а ты останешься куском кала
Потом опять трек меняется. Звучит что-то бод рое нараспев? «Хей! Хей!». Потом несколько стоп-кадров баннера с разных точек под вырезку из речи Путина, в которой он не может выразить мысль: «Это вообще кот наплакал. Дело даже не в этом. Дело в том, знаете вы или нет, если не знаете, я вам скажу. Хочу вам сказать, я думаю, что вы вряд ли об этом знаете… А вот… А-а-а-а…» И напоследок его перебивает «ла-ла-ла-ла» из детской песенки.
Оксане нравится.
— Хорошо, — говорит она.
Но тут же добавляет строго:
— Но у нас все остается в силе! Либо я, либо он!
— Впредь да, — почти соглашаюсь я.
Выкинуть слова можно только из еще не написанных песен. Из написанных — уже нет.
И мы идем ужинать. У меня на тарелке лежат овощи, приготовленные в мультиварке. Это картофель, морковь, порезанная на две части поперек и на четыре вдоль, цветная капуста, сладкий перец, посыпанные морской солью и специями. Едим овощи, запивая вином. Благодарю Оксану за вкусный ужин. Мы вместе пережили еще один день.
Если у вас нет футболки с кармашком, вы не жили.
Алексей Эстулин. Блог журнала «Афиша» «О вещах»
Когда мы сочиняли и записывали «детского психиатра», у меня были деньги и работа, которая мне нравилась, а Костя сидел в квартире, как в темной норе, в паутине и долгах, временами впадая в отчаяние. У меня была ровная, как работа и выходные, чистая жизнь, ясная голова, а в сердце постепенно утихала боль по поводу предавшей меня С. и смутное сожаление по поводу брошенной учебы во ВГИКе, нереализованных моих сценарных, актерских и режиссерских амбиций. Я не отпускал боль и сожаление, пока не выжал из них все, что мне требовалось для раскачки и сочинительства. И минимальное знание законов кинодраматургии очень помогло мне в рэпе — конечно, я не использовал Линду Сегер и Скипа Пресса напрямую, как линейку и транспортир, но постоянно в уме возвращался к некоторым рекомендациям и схемам, не буквально, а скорее вдохновляясь ими. В то ровное время я купил ноутбук, прошел курс лечения от простатита, заплатил за запись и сведение альбома и даже начал встречаться с другой девушкой.
А потом опять сорвался, и все пошло через жопу.
Спустя год все было наоборот. Костя переехал в Москву и нашел нормальную работу. Теперь он мне давал деньги, а не я ему. Я как-то вдруг оказался без всего, торчал то в Москве, то в Петербурге, даже недолго в Кемерове — но там затосковал, опять Москва, сразу же Петербург, ютился по гостям, временами помногу пил и многим знакомым был должен. Ноутбук был разломан во гневе. Я опять подхватил инфекцию, изменив Л., с которой провстречался где-то год.
Не хочется вдаваться в лишние подробности начавшегося муторного времени, в котором с трудом ориентируюсь, но так хотя бы в общих чертах можно обрисовать несколько месяцев, ставших преамбулой к началу сочинительства альбома «девять рассказов».
В общем, Л. временно осталась в Кемерове, чтобы получить диплом (училась на заочном отделении) и поработать. Она сразу простила меня и выслала оттуда денег в Петербург на лечение. Все в жизни ходит по кругу: я опять оказался на той же съемной квартире недалеко от Автово, пил антибиотики и после полугодового пробела в трудовой жизни начал работать установщиком дверей.
Весну 2010 года я встретил с дрелью в руках и жжением в мочеиспускательном канале. Девятый месяц сидел на веганстве, больше года на вегетарианстве, и из-за обилия бухла и сигарет похудел с 72 до 67 килограммов. Истекал соплями от явного недостатка витаминов.
Работа, антибиотики и трезвость — это было замечательно. Начал делать зарядку, регулярно питался кукурузой, орехами и фасолью, которые воровал в магазине «Пятерочка» (все мои заработанные деньги — от полутора до трех тысяч за рабочий день — уходили кредиторам и за квартиру), и, благодаря отжиманиям, подвешенным дверям и продолбленным перфоратором стенам, тело и разум приходили в тонус.
Но целый год я почти не писал текстов, и это очень угнетало. Только декабрьская промо-запись: «жан-поль петросян» и «вся вселенная», которые хоть и были интересными, как будто глубокими и печальными, но не задали вектора. Я не знал, какими должны быть новые треки. Все, что шло в голову, казалось повторением пройденного, я чувствовал запах, но не мог понять, откуда дует ветер. Пока наконец у меня не родился куплет «Москвы». То есть тогда названия еще не было, и не было рефрена, а сам текст был навеян случаем, в действительности произошедшим в Петербурге на пересечении Германа и Ветеранов в продуктовом магазине «Семья». Я решился порвать целку этому магазину, потому что он находился на том же расстоянии от квартиры, что и «Пятерочка», но там еще можно было украсть соевую спаржу.