Не очень удачно это получилось – то, что они шагали к себе на гору всем семейством, ибо углекопы как раз шли на работу, и им стыдно было смотреть Камеронам в лицо.
– Поздоровайтесь с ними, кивните, не мучайте их – снимите с крючка, – сказала им мать. – Люди-то они хорошие, хоть и подписали бумагу. Не все могут быть Камеронами.
17
Суд по делу «Камерон против Фаркварта» оказался совсем не таким, как ожидали Камероны и жители Питманго.
Графа Файфа не приволокли в суд, точно простого преступника. Вместо него явился мелкий клерк, человек по имени Джеймс Риддл, юрист торговой конторы компании в Кауденбите, который не потрудился даже заранее ознакомиться с делом, а пролистал его лишь в то утро, когда был назначен суд.
– А не согласились бы вы договориться обо всем вне суда и избавить нас всех от этой докуки? – спросил мистер Риддл. – Мы заплатим вам пятьдесят фунтов плюс издержки, и могу вас заверить, что это больше, чем назначит шериф Финлеттер.
– Я хочу, чтобы дело слушалось в суде, – заявил Гиллон. – Я хочу, чтобы свершилось правосудие и был создан прецедент.
– Вам бы надо изучать законы, а не уголь рубить, – заметил мистер Риддл.
Шериф Финлеттер был человек пьющий. В зале суда уже стоял запах спиртного, тем не менее он продолжал пить. О том, что именно он пил, можно было только догадываться, так как и кувшин для воды и стакан были из темного стекла. В зале пахло так, как в «Колледже» в день получки. Настроение у Гиллона упало, да к тому же и мистер Макдональд не явился.
– Мой юрист… О, господи, где же мистер Макдональд? Не может он меня бросить на произвол судьбы! – воскликнул Гиллон в коридоре. Он осведомился про Макдональда у служителя и потом у мистера Риддла, который лишь усмехнулся, а потом выбежал из суда и вместе с другими углекопами принялся искать мистера Макдональда на улицах Кауденбита.
– Но ты же и сам не рассчитывал, что он приедет, правда? – сказал мистер Селкёрк.
– Угу, да, да.
– Плевал он на твою компенсацию. Должен же ты когда-нибудь стать взрослым и понять это, – сказал мистер Селкёрк. Гиллон был потрясен. – Как только единство рабочих сломалось, ты перестал их интересовать.
Не успел Гиллон вернуться в суд, как объявили о слушании его дела.
– Сэр, у меня нет защитника.
– Но ты же говоришь на языке английской королевы, да?
– Да, сэр.
– Тогда сам и будешь себе защитником. Ну, начали. Как все произошло?
– Так вот, я находился в своей каморе… – начал Гиллон.
– Разве ты не углекоп?
– Мы называем то место, где работаем, каморой, сэр, или забоем.
– Говори «забой». Так меньше будет путаницы. Принесите-ка воды!
Гиллон основательно, со всеми подробностями описал, как кирка прошла сквозь стену и вонзилась ему в плечо.
– Страшноватая история, сказал бы я, – заметил шериф, явно заинтересовываясь делом. Это не то, что свод обрушился кому-то на голову, подумал он.
Вызвали мистера Брозкока, и он принялся доказывать, что Гиллон не должен был находиться в этом забое.
– А почему? Есть у вас факты, подтверждающие это?
– Нет, сэр, строго говоря, нет. Просто, как управляющий шахтой, я знаю.
В зале загоготали – все Камероны, и мистер Селкёрк, и кое-кто из Двадцати Одного семейства, пришедшие в Кауденбит посмотреть, как будут колошматить их лейрда. В смехе – особенно в смехе, возникающем спонтанно, вдруг – заключена порой такая правда, что ее не подделаешь и не перечеркнешь.
– Когда в последний раз вы спускались в шахту, не считая того дня? – спросил шериф Финлеттер.
«Великолепно, – подумал Гиллон, – до чего же в точку он попал». На душе у него стало легче: значит, есть правосудие в стране, которой правит закон.
– М-м, – промямлил Брозкок. – Стойте, стойте…
– Запомните, сэр, и запомните как следует, что вы несете ответственность за неверные показания суду. Если вы этого не знаете, клерк вам сейчас зачитает.
И ему зачитали. Пять лет тюрьмы и (или) пятьсот фунтов стерлингов штрафа.
– Мои обязанности не требуют, чтобы я каждый день спускался в шахту, ваша честь…
Снова взрыв смеха.
– Мне бы следовало прекратить этот смех, – сказал шериф, не обращаясь ни к кому конкретно, – но он кое о чем говорит. Так когда же?
Брозкок покраснел от злости. Он приложил пальцы к виску и задумчиво уставился в потолок.
– Я бы сказал, что слишком ты жирен для шахты, – заметил Финлеттер.
– Ваша честь, – вмешался мистер Риддл, – только потому, что человек своим телосложением похож на… на…
– Хряка, – подсказал Селкёрк.
– Я протестую, ваша честь.
– Протест принят. Так на что же он похож? Можете придумать лучшее слово.
Договорились на выражении «крепко сбитый».
– Таким я был двадцать лет назад, – вздохнул Брозкок.
– И сколько же у тебя работает углекопов?
– Около восьмисот человек, сэр.
– И ты точно знаешь, где каждый из них в ту или иную минуту находится?
– Да, сэр.
– Еще воды! – приказал шериф, обращаясь к клерку.
В мгновение ока было изложено, как, выработав забой, углекоп проникает в соседний. Надо зайти в соседний забой, удостовериться, что он пуст, оставить на стене отметину, указывающую, что тут она будет пробита, вернуться к себе и продолбить стену.
– А вы проверили соседний забой? – Это уже было обращено к Елфинстоуну, занявшему место для свидетелей.
– Нет, сэр, совсем нет, сэр, ничего мы не проверяли, сэр, никоим образом.
– Одного «нет» вполне достаточно. Ну и!вы стали долбить?
– Ничего подобного. Сказано было садануть по стене – о, господи, какой это был ужас! – и мне дали попробовать, и вот моя кирка проломила стену и врезалась прямо в плечо этого несчастного малого. Ну я, конечно, тут же…
– Ты хочешь слышать, что было дальше? – спросил Финлеттер Гиллона.
– Нет, сэр. По мне, так лучше об этом забыть.
– В таком случае, сэр, вы можете сойти с возвышения.
– Сойти? Мне? И это все? Проделать такой путь от самого Эдинбурга для… для этого?
– Вы уже достаточно сделали или, может быть, нет?
– Весьма сожалею, – сказал Елфинстоун Гиллону, проходя мимо него на свое место. – Просто передать вам не могу, как я об этом сожалею. В жизни больше не спущусь в шахту. Это ужас какой-то.
– Сколько ты хотел бы получить? – спросил шериф.
– Четыреста фунтов за увечье, сэр.
– Совершенно нелепая сумма! – воскликнул Риддл.
– А сколько вы считаете возможным дать?
– Сорок фунтов, сэр.
– Совершенно нелепая сумма! – сказал шериф.
– Мы еще сегодня утром предлагали ему пятьдесят, ваша честь, – сказал Риддл.
– Ах так, значит, вы признаете, что виновны? Переходим в кабинет.
Там Гиллона заставили снять рубашку, осмотрели рубец от раны и бездействующую руку.
– Деньги для меня, конечно, очень важны, сэр, но я хочу добиться здесь того, чтобы человек имел право подать в суд за нанесенный ему ущерб, чтобы он мог получить компенсацию не по прихоти хозяина, а по закону.
– Хм… Ты говоришь, прямо как юрист. Страшная штука эта твоя рана. Почему она такая черная?
– Рану засыпают углем, чтобы остановить кровь, сэр.
– Гм-м-м… Воды! И зачем только людям нужно лезть в эти шахты?
– Голод, ваша честь, чему хочешь научит, – сказал Гиллон. Это понравилось шерифу.
Они вернулись в зал заседаний.
– Так вот, дело четко изложено, – сказал Финлеттер. – Для углекопа ты хорошо все изложил – большинство приходят и только бормочут что-то. Понять не могу, отчего это они так. Ну, а ты все изложил как следует.
– Я еще хотел сказать насчет «Желтой бумаги», сэр.
Шериф выглядел усталым и грустным. Он подозвал к себе Брозкока, и все видели, как управляющий закивал и сказал: «Да, сэр», а потом повернулся и покинул зал суда.