Ничего не нашли. Решительно!
Под батареей пачка дуста была, открытая. Полупустая. Серая, невзрачная. Тогда модно было гадов травить всяких. Влезли и туда, в перчаточках резиновых, Аккуратно. Пусто. Для следствия скучно и не интересно.
Только Геннадий Сергеевич побледнел, когда увидел эту пачку в чужих руках, не выдержал. Сперва и не заметили, всё внимание на коробочку.
Он как закричит – не может быть! Кто похитил! Бурый стал лицом, напрягся.
Вырвался, схватил коробочку. Давай дуст ворошить, пылить отравой. В рот стал её пихать, горстями, горстями, порошок серый, убийственный:
– Куда вы деньги спрятали? Сволочи, ворьё! Там семнадцать тысяч рублей сложено! Трубочкой! Под резиночкой!
Скрутили его. Еле отобрали коробочку ту, и давай откачивать взрослого мужчину.
Так он и не поверил. Пытался в полном раже убедить всех, что именно там деньги спрятаны.
Прописали его с тех пор в дурдоме. Хорошо ему в блаженном сне деньги пересчитывать…
Заулыбался худой мужичонка. Загорелый до черноты, жилистый, перевитый, как корень среди камней.
Тонко так засмеялся. Пасть беззубую раззявил. Глазки зло сверкнули из паутинки морщинок. Потом успокоился. Пивка глотнул:
– Чё там. Сам должен был думать. Как говорится – Бог не фраер, он шельму метит. А так вот, хожу себе, землю топчу, улыбаюсь. Живу!
Гарики
История с криминальным сюжетом и счастливым концом
Сейчас уже он и не вспомнит, где и кто их познакомил.
Кажется, Марк.
Очень может быть.
Друзья называли Марка – «Маркони», «Маркоша».
Мама Марка замечательно солила огурцы. Дом был гостеприимным, и там часто посиживали небольшие компании.
Пили, как правило, водку – многоцветье изысков разведённого спирта, закусывали хрусткими огурчиками.
Родители «Маркони» вежливо здоровались и тактично уходили к себе.
В комнате Марка слушали на хорошей аппаратуре популярную музыку, сейчас бы сказали – «хиты». Он делал качественные записи.
Выпивали, но не напивались. Важно было общение.
Хозяин комнаты мудро улыбался, говорил негромко. Мгновенно откликался на удачную остроту, заразительно смеялся.
Роста чуть ниже среднего, круглоголовый и смешливый. Глаза тёмные, большие, слегка навыкате. Симпатичная «земская бородка», рано подцвеченная изнутри серебристой проседью.
Хороший инженер-электронщик.
Небольшой дружеский круг частенько собирался у него экспромтом. Живо обсуждали разные темы. Особенно политику партии и эмиграцию.
Обилие разговоров и многочисленные отъезжающие создавали иллюзию массовой эвакуации.
В окно, стретьего этажа была видна старая вывеска на фасаде напротив – «Александровские бани».
Пётр служил двухгодичником-лейтенантом, замполитом роты стройбата. После института его призвали, очень этим тяготился поначалу, а потом стало безразлично. Убивал время, стараясь как можно меньше бывать в полку.
До квартиры Марка от казармы была одна остановка.
Обычно он выходил за ворота КПП, снимал фуражку, совал её подмышку и шёл пешком.
Под «командованием» Петра были в основном азербайджанцы из дальних аулов и судимые по одному разу великовозрастные обалдуи.
При встрече они обнимались, тёрлись жгучей щетиной щёк. Петру это не нравилось, но он старался не показывать.
Раз в неделю, по субботам, проводил политзанятия в ленкомнате. Солдаты откровенно спали, он делал вид, что не замечает. Что-то рассказывал, заглядывая в конспект, утверждённый замполитом части.
В разгар занятий влетал капитан Сельников. Лицо птичье, бледное, в каких-то синих крапинках, отмеченное вечной тревогой, нос с горбинкой.
– Встать! Строиться на проходе! Хватит спать, раздолбаи. Я, что ли, за вас буду план выполнять, гнать проценты? Так! Замполит – строй этих оболдуев.
За воротами строй сминался. Солдаты шли гурьбой, горцы гортанно перекрикивалась, вскипали орлиным клёкотом, смехом.
Основное время после развода на работу, проходило на стройке вне расположения части. Стройка называлась – «объект».
В подчинении Петра был грузовик, водителю которого Пётр мог приказать, чтобы он изменил маршрут и поехал по его указанию. Кроме того, он всегда мог взять трёх-пятерых бойцов: куда-то вписать, увести на какие-то немыслимые задания.
Два последних обстоятельства сделали его человеком, известным, в определённых кругах, потому что вещи отъезжающих надо было грузить и вывозить.
Те, кто приходил, как правило, были ему почти не знакомы.
Представлялись – от Фимы. Или – от Изи. Этого было достаточно, и они вместе планировали, как заниматься вещами очередного отьезжанта.