Запрет
Утром у входа в институт 55 725 627 801 600 встретил негра. Негр тоже здесь работал — по крайней мере, сегодня. Брызгая на стену жидкостью из ядовито-оранжевой баночки, он сосредоточенно удалял с фасада появившееся там за ночь граффити. Насколько позволял судить еще неокончательно съеденный растворителем контур, это было одно из тех граффити, в которых уже на стадии замысла не предусматривался никакой сюжет. Изображение исчерпывалось фирменной виньеткой автора или группы — вернее, даже группировки — авторов, находившейся в состоянии непрерывной конкурентной войны с другими такими же группировками. Собственно, поодиночке в этой войне было не выжить, поэтому коллективное творчество здесь являлось скорее практической необходимостью, чем эстетическим выбором.
55 725 627 801 600 вдруг разозлился на негра. Ему показалось, что тот сам нанес это граффити сегодня ночью — и, скорее всего, с помощью того же распылителя, из которого теперь пытался его уничтожить. Может быть, это и есть вершина власти творца над своим творением — готовность хладнокровно и с использованием новейших промышленных технологий стереть с фасада мироздания начертанное там накануне в припадке вдохновения? Так хотя бы постоянно расчищается место, за которое потом опять придется воевать, а значит, все время есть к чему стремиться и не нужно бояться самоповторов: каждый рисунок всегда самый первый и всегда дается с трудом. Еще разумнее, правда, экономить на чистящих средствах и просто бросать свой «кунстверк» где попало, сразу же напрочь забывая о нем. От борьбы за чистое место тоже по идее можно отказаться, рисуя прямо поверх чужих граффити или просто ставя рядом с ними свою подпись.
Эту мысль 55 725 627 801 600 додумывал уже, расписываясь в ведомости о выдаче ему из хранилища десяти камертонов Греля для научно-исследовательских целей сроком на один рабочий день. С этой процедуры он вот уже на протяжении месяца начинал каждое утро, выбирая при этом камертоны из различных регистров. Сначала 55 725 627 801 600 планировал подходить к работе строго систематически, но чем дальше, тем туманнее он представлял себе, в чем, собственно, могла бы состоять эта система. Время, которое он выделил себе на «знакомство» с коллекцией, шло, а знаний о ней не прибавлялось. То, что к оставшимся от Греля математическим расчетам, иллюстрирующим его нотную систему, будет не так просто подступиться с точки зрения музыковедческого анализа, он понимал еще в Петербурге. Но тут, воссоединившись с объектами, осязаемо воплотившими в себе то, что так сухо и тяжеловесно смотрелось на бумаге, 55 725 627 801 600 ожидал качественного прорыва в своих изысканиях. Поэтому в Берлине он уже почти не заглядывал в бумаги, старясь как можно больше времени проводить непосредственно с камертонами, будто надеясь, что те в конце концов сами выдадут ему свою тайну. Ежедневно он «допрашивал» их различными способами, ударяя по ним то деревянными, то металлическими молоточками и прислушиваясь затем к надолго повисающему в пространстве звуку. Процесс завораживал, и временами даже казалось, что просветление близко, но неизбежно наступал момент, когда 55 725 627 801 600 вздрагивал, будто пробуждаясь от дремоты, и понимал, что исследование-то на самом деле буксует на месте.