– Соседка! Саша Шумакова. Она только в воскресенье приехала, а вчера у нее на участке…
– Да, да, – перебил Герман, – я знаю. Бабушка-старушка преставилась. Никто тебе там по этому поводу не докучал?..
Тонечка вытаращила шоколадные глаза, как будто муж мог ее видеть, и честно-пречестно сказала, что никто ей не докучал.
– Ты знаешь храм на горке, Саша? Помнишь?
– Нет, – признался муж. – Мы в Дождеве бывали нечасто. Отец в этот дом уезжал, когда ему нужно было работать в одиночестве, и мама считала, что мешать нельзя.
– Дом прекрасный, – сказала Тонечка, которой все и всегда нравилось. – Все есть, вода такая мягкая, волосы после нее прямо блестят! И на террасе можно сидеть! Я думаю, после майских нужно трубочиста вызвать.
– Кого… вызвать? – не понял Герман.
– Человека, чтоб трубу почистил! Иногда дым прям в комнату тянет, хотя заслонки открыты. Мне сказали, так бывает, если труба сажей забита!
– Ну-ну.
– Не «ну-ну», а я вызову!
– Ты лучше садись сценарий писать.
– Саша, – сказала Тонечка, – кому сейчас нужен мой сценарий?
– Сейчас, может, и не нужен, но вскоре обязательно понадобится.
– Ты уверен?
Оказывается, не только Родиону, но и ей самой требовалось, чтобы кто-то сказал ей, что рано или поздно все наладится, переменится, упрочится. Может быть, «старая жизнь» и не вернется, но наступит «новая». Ведь состояние катастрофы – это вообще никакая не жизнь!
– Я совершенно уверен, что твои сценарии будут нужны людям, – моментально все понимая, твердо сказал Герман. – Поэтому садись и пиши.
– Хорошо, – согласилась Тонечка. – Сяду и буду писать.
– Как я соскучился, – сказал муж.
– Приезжай скорей, – сказала жена.
И они попрощались.
Улыбаясь, Тонечка плюхнулась на диван, стянула вторую штанину и тут только вспомнила, что собиралась переложить на мужа груз воспитания сына. И забыла.
Потому что безответственная!..
Она приняла душ – в старом доме на Заречной улице действительно было все необходимое: и свет, и вода, и газ, – повздыхала над своей коленкой, натянула «Муссоны» – толстовку и широченные мягкие штаны непередаваемого розово-зелено-голубого колера с малиновыми разводами. Молоденькая продавщица в роскошном магазине уверяла ее, что все эти разводы – как есть цвета сезона!
До сумерек Тонечка просидела на террасе и сильно замерзла, несмотря на все усилия «позорного волка», который старался ее согреть. Саша так и не появилась, должно быть, заснула, а может, деликатничала – что ж с первого дня так приставать к соседям!..
Зато дождалась, когда сверху скатился Родион, а за ним прискакала его необыкновенная собака.
– Тоня? – Родион и собака уставились на нее одинаковыми миндалевидными встревоженными глазами и синхронно склонили головы набок. – А что, уже вечер, да? Как это я!.. Слушай, я не нарочно! Я правда собирался учиться, я даже за компьютер уже сел и отошел на одну минуточку! На секундочку! И забыл!..
Тонечка закрыла книжку.
– А потом уже поздно было! Я хотел Илюхе позвонить и спросить, что задали!
– И что тебя остановило?
– Я забыл! – вскричал Родион с отчаянием. – Я правда забыл!
Тонечка вздохнула.
– Тоня, – Родион примостился на краешек соседнего кресла и умоляюще заглянул ей в лицо. – Тоня, давай сегодня не будем ругаться, а? Ты меня завтра отругаешь!
– Какая разница? Тебя ругай не ругай, все как об стенку горох.
– Да не горох! Я просто забыл!
– Ты безответственный человек, – сказала Тонечка, вспомнив маму Марину Тимофеевну. – На тебя нет никакой надежды. Вот на твоего отца можно положиться, а на тебя нет.
– Тоня! Я же попросил!
Это было совершенно непедагогично, нелогично и непрактично, но Тонечка поднялась, взяла свою книжку и поцеловала Родиона в заросшую светлыми волосами макушку.
– Бедный ты мой ребенок, – с сочувствием сказала она. – Ни с чем ты не можешь справиться. В первую очередь с собой.
Родион из всего этого понял только одно – он прощен, выяснения отношений не будет, можно не страдать и не каяться.
– Я тебе сейчас покажу, что днем нарисовал, – заговорил он оживленно. – Только Буську накормлю.
– Я сегодня тоже ни за что не отвечаю, – объявила Тонечка. – Ужина нет.
Родион был так счастлив – все обошлось! – что не заметил никакого сарказма.
– Давай я за хлебом сбегаю! И за колбасой! Я мигом! И потом яичницу можно нажарить!
Тут Тонечка сообразила, что он, должно быть, не ел вообще, утренние бутерброды так и остались нетронутыми, и заторопилась.
Через пятнадцать минут Родион сидел над огромной тарелкой спагетти. Макароны были щедро политы грибным соусом и посыпаны изрядной порцией сыра.