Многие из клириков пытались отговорить его от того, чтобы остаться в деревне и стать простым учителем. И все же, хотя никто не осознавал, как далеко его учения могли завести его, когда он обрел свой четвертый хвост, он знал, что принял верное решение.
Нефритовый-Коготь отпила чаю, не сводя глаз с катаны. – Не могу поверить, что Вы отправились так далеко.
- Это было меньшее, что я мог сделать для твоего брата. Я не смог отыскать его останки, но этот предмет не менее важен.
- Его катана… - Она подняла ее и повернула в своих лапах. – Помню, как он ей гордился. Знаете, она раньше принадлежала нашей матери. Он был так уверен, что она принесет ему умения и удачу…
- Ками суровые противники, - тихо произнес Восемь-с-Половиной Хвостов.
- Он говорил о Вас возвышенно, вплоть до самого конца. Он чувствовал, что всем обязан Вам.
- Это я обязан ему.
Нефритовый-Коготь наклонила голову. – Я не понимаю.
- Все в порядке. – Он встал. – Мне нужно идти. Я слишком долго был вдали от своего храма.
- Погодите. – Она протянула ему катану. – Я знаю, он хотел бы, чтобы она была у Вас.
- Но я не достоин…
- Я не знаю никого, кто бы лучше смог хранить дух и память о Серебряном-Когте, чем Вы. Прошу Вас. – Ее глаза были широко распахнуты, и в них читалась настойчивость. Спустя несколько долгих мгновений, он уступил.
- Я лишь надеюсь, что однажды буду достоин, носить ее. – Он повернулся к выходу; как только он встал к ней спиной, он услышал, как она ахнула. Он поморщился; Он все думал, когда кто-нибудь заметит.
- Сенсей Девять Хвостов! Что… что случилось с Вашим…?
Он вышел без ответа.
Почему я не отказал? Вопрос стучал сквозь его мысли всю дорогу домой, и даже теперь, когда он сидел в своей скромной комнате. Он должен был отказаться от катаны. У него были на то все причины. Так, почему же он взял ее?
Это было напоминание. Напоминание о его ошибке, и необходимости искупления.
Он нахмурился. – Это весьма необычно.
Но это пожелание самого Лорда Конды, - ответила Леди Жемчужное-Ухо. – Он всецело уверен в Вас и Ваших клириках. К тому же, он сказал, что Вы были единственным во всей Камигаве, способным выполнить это задание.
- Я благодарен ему за его уверенность, но я не вполне уверен в том, чего он добивается. Он запрашивает очень сложную медитацию с прониканием в природу и духовные энергии ками. Я не вижу, как все это связано.
- Лорд Конда желает, чтобы это пока оставалось в тайне. Он знает, что Вы уважите это.
- Конечно. – И он уважил; три недели мысли о цели работы не проникали в его разум. Затем, за три дня до того, как он собирался передать Конде плоды своих трудов, его осенило тревожное осознание. Эти ритуалы, обереги, молитвы, и заклинания, которые он открыл или создал, были способны манипулировать с барьером между материальным и духовным мирами, пробить рейкай и использовать потустороннюю энергию. Тень сомнения прошла сквозь его мысли, тень, которую он быстро подавил. Какое ему до этого дело? Лишь безумец попытался бы оскорбить духов подобной магией, а Лорд Конда уж точно не был безумцем. Кроме того, были и другие пути, где пригодилась бы эта информация, хоть он и не мог сейчас придумать ни одного из них…
Нет, лучше завершить работу и передать ее результат. Конда желал обладать этой информацией, и вполне мог иметь намерения, которыми не мог делиться. Разве он не заслужил доверие и верность кицунэ…?
Мне очень жаль, - прошептал Восемь-с-Половиной Хвостов катане в своих лапах. – Я тот, кто убил тебя. Если бы я только знал, что Конда… - Он покачал головой, и открыл широкий алтарь, встроенный в одну из стен его комнаты.
Внутри лежал небольшой пучок белой шерсти, с обеих сторон перевязанный веревкой.
Старейшина кицунэ Девять Хвостов крепко сжал церемониальный нож. Лишь пару лет назад, он обрел свой девятый хвост, став духовным лидером всех кицунэ. Тогда это была большая честь. Теперь это стало клеймом позора.
- Я не заслуживаю этого, - прошептал он. – Пока последствия моих действий продолжают убивать невиновных. – Он почти слышал, как Война Ками пылала снаружи, как и в его голове. Он все еще дрожал под давлением осознания того, что его действия были направлены на разжигание войны. Он не знал наверняка, была ли его работа как-то связана с войной, но струны глубоко в его сердце настаивали на том, что он прекрасно знал правду.