Нам предстоит приблизиться к четвёртой планеты Проксимы, замедлившись до скорости проходящего в двух сутках лёта он неё метеоритного потока. Сманеврировав, обогнуть поток и выйти на финишную прямую. В этот момент нас обнаружат, но остановить уже не успеют. Мы будем падать на планету один за другим в течение местных суток. Когда она обернётся вокруг оси, жизни на ней не останется.
Замедляться мы начали два года назад, с тех пор к прочим прелестям существования добавилось полуторное тяготение.
Я часто думаю, сколько из десяти тысяч добровольцев согласились бы стать камикадзе, знай они заранее, во что выльются восемь лет полёта. Я думаю, никто. Ни один.
Мы не знали. Не представляли. Нас к такому не готовили. А готовили лишь к одной, простейшей операции. К той, ради которой мы здесь. Тренировали каждый день в течение полугода. Получить от командира звена приказ и выставить согласно нему угол отклонения. Дать тягу. А потом, на выходе из маневра, угол скорректировать и тягу убрать. И всё.
Параметры метеоритного потока неизвестны, их определит на подлёте автоматика. А если не определит, если откажет, то автоматика аварийная. Если же откажет и она, то параметры определят на флагманском носителе. Вручную. И задействуют третью цепь — самую надёжную, безотказную. Нас. Десять тысяч поворотных реле. Минус те, которые выйдут из строя.
— Как тебе содержание? — спрашивает Карл. — «Сыны и дочери земли», каково? А Роджер посмеялся — то, что наши имена будут помнить в веках, показалось ему необыкновенно забавным. Знаешь, я не стал передавать эту выспреннюю чушь Натали.
— Спасибо, дружище.
— Как у тебя с ней?
— По-прежнему. Держимся.
— Мне показалось… В последний раз, когда говорил с ней.
— Что показалось?
— Прости. Ничего.
Карл разъединяется, и я набираю Натали.
— Здравствуй, моя хорошая.
— Здравствуй, милый.
— Я патологически, безбожно соскучился.
— И я. Знаешь, Вит, я подумала, что когда всё это закончится, нам с тобой надо будет купить небольшой домик на берегу моря. Можно даже бунгало. Ты будешь по утрам ловить крабов, а я загорать и купаться в прибое.
Меня передёргивает. Затем начинает колотить. Она заговаривается. Боже мой… Натали!
— На берегу Красного моря, — заставляю себя отстучать на клавиатуре коммуникатора. — Или Средиземного. Мы так и поступим, милая.
— Правда?
— Да, — передаю я. — Конечно.
— Хочу тебя.
— Иди ко мне, малыш.
Завтра. Это случится завтра. Метеоритный поток уже виден на экране локатора — пока как слабое помутнение на периферии.
Завтра мы получим команду начать маневр. Потом ещё двое суток, и всё.
— Витас?
— Да. Здравствуй, Роджер.
— Витас. Я выбываю. Так и передай Карлу, сам я не смогу. Я хочу жить, Витас. Простите меня.
— Роджер! — я лихорадочно стучу по клавишам. — Подожди, Роджер!
Он отключается. Набираю его код. Раз, другой, третий. Роняю руки. Роджер — самый отчаянный, самый бесшабашный из нас…
— Карл, это Витас. Роджер выбыл.
— Как выбыл?!
— Просил передать тебе, что хочет жить. Ещё просил простить его.
— Проклятье! А ты? Как ты, Вит?
Я тоже. Я тоже хочу жить. У меня есть, ради чего. И ради кого. У меня есть. У меня есть Натали.
— Я в деле, Карл, можешь рассчитывать на меня.
Боже, как же я хочу жить. Хоть немного, пусть всего два месяца. Пускай даже месяц. Пока не закончатся питательные брикеты. Жить и быть с Натали…
— Здравствуй, милый.
— Здравствуй, моя хорошая.
— У меня прекрасная новость, Вит.
— Что за новость, малыш?
— У нас будет ребёнок, милый. Я беременна.
— Что?!
— Я чувствую это, я знаю. У нас будет мальчик, ясноглазый и русоволосый. Или хорошенькая девочка. Нам обязательно надо подыскать домик, милый, на берегу моря, чтобы был чистый воздух.
Боже мой. Домик на берегу. Ребёнок.
— Спасибо тебе, малыш, — передаю я. — Это здорово. Я займусь поисками жилья уже завтра.
— Хочу тебя, милый.
— Ты как, Вит?
— Я в порядке, дружище. Сколько осталось?
— Час. Может быть, полтора. Ты лучше иди в рубку прямо сейчас. Как Натали?
— Вчера сказала мне, что беременна.
— Что?!
— Сказала, что у нас будет ребёнок. Она счастлива. Я думаю, так оно к лучшему, Карл.
— Будь всё проклято! Будь же оно всё проклято! Ступай в рубку, Витас.
Добираюсь до рубки. Минуты тянутся липкой, приторной жвачкой. И исчезают, уходят одна за другой. Минуты моей жизни. И её. Нашей… Зуммер коммуникатора. Номер Карла. Вот и всё.
— Камикадзе Витас Тауткас, — отстукиваю я.
— Камикадзе Карл Браумюллер. Приказ — разворачивайся.
— Не понял.
— Повторяю: поворот на сто восемьдесят градусов, срочно. Только что получена радиограмма с Земли — с проксами заключён мир. Быстрее, Вит, начинай прямо сейчас, если не хочешь врезаться в поток. Натали уже разворачивается. Давай, дружище, давай, я поверну сразу вслед за тобой. Нам навстречу идёт спасательный транспорт с Луны. Давай же, Вит, ну!
Я ещё не понимаю, до меня не доходит. Руки проделывают нужные движения сами. Выставляют угол поворота, дают тягу. На меня наваливается перегрузка, сильнее, ещё сильнее. Она не даёт думать, не позволяет дышать. «Мир, — кричит, надрывается кто-то во мне. — Мир, мы будем жить, жить, жить!»…
— Ты здесь, милый?
— Здесь, моя хорошая.
— Мы летим домой?
— Да, малыш. Мы возвращаемся. У нас будет хижина на берегу моря. И дети.
— Боже мой… Я счастлива, милый, я абсолютно счастлива. Ты не знаешь, почему молчит Карл?
— Он занят, малыш. Он скоро освободится и поговорит с нами.
Карл больше с нами не поговорит. Через сутки его не станет. Так же, как всех остальных, тех, кто день назад обошёл в маневре метеоритный поток и вывернулся на прямую. А мы будем жить. Не знаю сколько: месяц, два, три… Карл сфальсифицировал приказ и подарил нам жизнь. Короткую. Долгую он не смог, не сумел.
— Мы будем жить счастливо, — передаю я. — Люблю тебя.
— Иди ко мне, милый.