Сам черт был ему нынче не брат!
Он никак не мог пробиться внутрь, за веер защитных ударов наперсника и молниеносно, дерзко единственным шансом, воспользовался промашкой, лишь однажды допущенной фаворитом. Как бы подставившись под прокалывающий удар из чистого благородства, он спровоцировал атаку, сохранив инициативу в собственных руках. Клинок школяра стегнул по крестовине шпаги соперника, оцарапав чашку на дужке его оружия, что позволило отклонить лезвие в сторону и нанести укол. Черные локоны метнулись вслед за дернувшимся корпусом и Кароннака пронзила дрожь чуть повыше опоясывающего бедра шарфа, и тут же полоснула боль в боку. Наперсник отшатнулся, прижимая свободной рукой затканную золотом ткань, и тем освободив Камилю место для за маха, который тут же в коротком выпаде рассек Кароннаку опорную ногу. Заточенная сталь устремилась прочь, а струя крови хлынула по распоротым шароварам в мягкий сапог.
Кароннак отказался от дальнейшей борьбы, отшвырнув шпагу как бесполезную железку. Покачиваясь, но еще балансируя на второй ноге, он разразился злобными энергичными проклятиями:
-В колыбельке удавить тебя следовало, чтобы теперь не возиться,-и в изнеможении присел, не удержался, повалился на бок и уже совсем лег на спину, выгибаясь от страшной боли.
-Я приметил твою манеру и у меня твердое мнение на этот счет,-заговорил Виторлан поддергивая белые перчатки.-Когда ситуация критическая, впритык, для тебя это и правильней и интересней,-голос фаворита звучал ровно, без злобы. Он самую малость тянул слова, это шло от напряжения.-Ты просто король тупиковых ситуаций. Если ты и прав, то только на свою жизнь, но не на все наши,-держался он теперь осторожно. Даже очень.-Хочешь я позволю тебе развернуться и с миром уйти восвояси?-Взбухшая на лбу жилка выдавала волнение Виторлана.
-Здесь нет удобного отступления, хоть один из нас да окажется трусом и мерзавцем,-всклокоченные волосы лишали Камиля напряженной настороженности, оставляя ему воодушевление и некую безалаберность.-А это значит, что следует идти вперед или продолжать обсуждать вопросы чести до бесконечности.
Виторлан с сожалением развел руки:
-Нынче поладить нам навряд ли удастся,- и в следующий миг кинулся с оголенной шпагой на Камиля. Стремительный выпад клинка был подобен стреле, все движения Виторлана были устроены просто и крепко. Любой взмах его шпаги отличался скупой добротностью.
Наперсник Высокочтимого мага был последним и это накладывало на фаворита дополнительные обязательства. Сталь в его руке казалась кипучей, обретая нерв исступленности.
Несколько раз все мастерство Камиля как фехтовальщика висело на волоске. Шелеста змеиного бесследней казались движения клинка Виторлана. Наперсник демонстрировал не просто доведенный до автоматизма набор фехтовальных приемов, а превращал каждый взмах стали в чистый обман. Пара движений Виторлана показались Камилю не только оригинальными, а упоительно быстро приводящими к победе. Не на умении, а за счет чересчур рискованной ловкости.
Промелькнув, как нечего делать, сотней достойных ответов, клинки в который раз осыпали друг друга точными парирующими ударами. Шпага юноши, как тонко организованный нерв, была переполнена мощным озорством. Она преподносила сюрпризы из реакции хозяина и лишь неспособность Виторлана уследить за талантом нечаянности позволяла юному демону оставаться невредимым.
Камиль словно бы пританцовывал, легко переставляя ступни и фехтуя с выдумкой. Как будто подобная реакция была свойственна ему с рождения. Коварные движения его клинка были изящны и порой настолько неожиданны, что противоречили здравому смыслу и все равно не достигали цели. Юноша вдруг обнаружил, что от нервозности не осталось и следа. И это было плохо. Не по правилам. Жестокость следует натаскивать. Он все чаще начал двигаться и действовать на обострение, чтобы не разжалобить себя. Не из нежить. Еще недавно во власти его клинка была победа над любым оружием, потому что тот демонстрировал соперникам непредсказуемое соло. Теперь он затрачивал усилия только на необходимое, вынужденно ловя на острие шпаги чужую поспешность. На долю секунды медленнее и на ничтожную разницу небрежней.
Подставиться теперь казалось ему если и не заманчивым, то возможным.
В его целеустремленных движениях появилась бережность. Пора было признаться: он не мог вытравить свою личную симпатию к Виторлану. Не к месту вспомнилось как тот протянул ему руку и вытащил наверх, когда школяр беспомощно висел на крепостной стене ...