Черные и глянцевые как сколотый угольный пласт над коньками крыш показались головы и плечи атлантов. Шум быстро становился оглушительным. Трескучий скрежет, крики и лязг накатывались точно вал. Выступающие кровли с коньками стропил мешали шагать каменным молодчикам по узко застроенным улицам. Хрустели и лопались под их небрежными, обламывающими взмахами как тростниковые навесы. Один из великанов просто приподнял и потянул угол заслоняющего ему дорогу дома, поведя венцы сруба и покосив обложенный кирпичом пятистенок как дощатую калитку. Ему показалось этого мало, и гранитный вандал одним ударом прошиб перекрытия крыши, выбил пару бревен, вслед за которыми вылетело обитое дранкой окно, и пошагал дальше. Их грозные торсы буграми мышц напоминали пришедшие в движение скальные кручи. Противостоять им казалось безумием чистой воды. Статуи несли хаос с жуткими перспективами всякому, осмелившемуся бросить им вызов.
«Плохо дело.»
То, что Камиль интуитивно осознавал подставляя голову под топор, теперь, в других обстоятельствах, но в тех же условиях Грезного града, могло сослужить ему медвежью услугу. Юный чародей старался не вдумываться, но получалось, откровенно говоря, плохо. Он никогда ничего не делал предварительно не прикинув ... только магия совершаемая им чудесным образом творилась школяром безрассудно. Ему хватало представить себе то удовольствие, которое он получит после, и все, как правило, получалось. Но с радостью волшебства было покончено, едва он убедил себя, что творимое повсюду разрушение-дело если и не его рук, то уж разума-точно. Обладая способностями Делагреза, он был в силах представить все что угодно, но влиять на события в Грезном граде мог только самым злободневным, что было в нем самом на этот момент, замыслив и спроецировав желаемый ход событий, совершенно неуместным образом. Он жаждал кошмара и тем оживил собственные страхи. Чья же в том вина, что самобичевание юного мага оказалось полно убожеств?
Камиль гнал от себя эту проклятую мысль, боясь сформировать из нее действительность, которую, кажется, уже невозможно было остановить.
С гиками и ржанием кавалерия из двух десятков всадников вылетела на открывшийся перекресток. Впереди, в расстегнутом мундире, скакал Конард. Сын Балансира лег корпусом на тело лошади и вытянув руку с мушкетом произвел выстрел. Кисть высоко отбросило отдачей, он выбросил мушкет и выхватил висящий на груди меч. Подняв клубы пыли и серого пепла, ломая копытами отвалившиеся головешки, панцирные плащеносцы перешли в галоп и помчались навстречу атлантам.
Пусть улицы раздвинуться в стороны
Когда рысит наша конница.
Конард приподнялся в стременах и размахнувшись нанес удар сплеча. Всадники мгновением ока пронеслись между широко расставленных ног каменных исполинов и, вы махнув из ножен мечи, каждый, два три раза успел на обе стороны рубануть по конечностям переступающих статуй.
Звенело тупясь острое железо.
Они защищали город не по приказу умного полководца, а как умели. Многие приняли смерть на остриях этих мечей, но атланты смотрели на панцирников не более, как на забавную помеху. Крепкие лезвия сподобились лишь оцарапать эти ожившие твердыни. С таким же успехом они могли хлестать ленточками для девичьих косичек по береговым утесам.
На эту атаку надежды не было никакой.
Атлант поднял ногу и подошва великана, точно подъемный мост с обрывающихся цепей, обрушилась вниз, опрокинув всадника с лошадью и давя их, неразделимо плюща полные энергии тела наездника и его скакуна. Гигант оступился на скользкой крови, ловя равновесие он присел и дернув рукой, буквально вышиб еще двух наездников, смахнув их с седел, продолжающих нестись дальше, лошадей. От резкого удара наездников в боевых доспехах подбросило в воздух, человеческие внутренности брызнули в разные стороны и только латы воинов, словно панцири распотрошенных раков, шмякнулись, полные ужасающих сгустков еще агонизирующей плоти.
Камиль наблюдал за этой бойней через мертвые прутики веток. Он не дал навалиться удушливой панике, приказав себе замереть. Под прислоненной к стволу ладонью хрупко шуршала гарь.
Лошади рвали поводья, сбрасывали, не веря своим всадникам, и мчались, куда глаза глядят. Проскочившие страшный ад конные панцирники развернули уцелевших животных и помчались в обратную сторону.
Перекрестком, к которому приближались атланты, как бы владел один яркий дом, напоминающий уменьшенную копию замка. Тяжелые ветки сада цеплялись за зубчатый край каменного забора. Две белые витые лестницы уходили на широкий балкон верхнего этажа.