Тела кариатид брызнули ошметками острейших осколков. Одной каменной деве отшибло кончик носа, такое надругательство над внешностью ее просто убило.
Какая из женщин станет терпеть подобное обращение?!
Как фурия злая, она подошла к форту вплотную и, будто стесняясь своего буйного негодования, чертова кукла как бы украдкой взяла и смахнула крохотных людишек, безжалостно швырнув канониров оземь.
Их голоса срывались в душераздирающий крик.
Другая воительница отломила бокастую коврижку с извилистой растрескавшейся от пышности коркой с вывески «Калачи и булки», и принялась бить ей куда получится, легко выставляя окна. Плетеная косичка по краю каравая высекала искры, когда, колотя наотмашь, каменная баба шкрябала ей о кирпичную стену.
Какой-то прорывной момент точно закончился. Некая отпущенная Камилю водопадность на везение иссякла. Юный маг постоянно отсылал себя к тому, что это всего лишь облик и форма. От камня отсекли все лишнее и то, что осталось, он признавал за женщину, на которую у школяра не поднималась рука. Юноша пытался сознательно заглушить в себе эту слабость, эту гибельную эмоцию, ведь по сути воительницы были такими же супостатами в женском обличье.
Гнедая кобыла юного волшебника по прежнему перебирала копытами на одном месте. Его жизненная система нуждалась в благородных побуждениях как в воздухе. Эти бабы сбили его с ритма, став досадной неожиданностью.
Ему бы здорово помог теперь неприкрытый цинизм, но это была правда идущая от сердца. От его мужской сути. Это непеременимо жило в нем самом. Впечатляющий фокус, разгадать который он не мог. Ранимость доводящая до невозможности, до гибельного попустительства.
Рука со шпагой онемела и стала неловкой, холодной даже. Глухое путаное раздражение всегда так похоже на боль. Самому недавно казалось что не будет ему такому ни конца, ни удержу.
«Чушь какая-то. Идиотски ужасное состояние. Кто бы мог подумать, а?»
Ящерка, с бритвенной синевой, по клинку пробежала и будто молния в землю ушла, вернув заговоренной шпаге свойства обычного холодного оружия.
«И это в самый разгар баталии! Мало ему было всего остального.»
Бесполезно. Он сам себя не слышал.
Все шло кувырком, но судьба надежней удачи. Проезжая пыль шевельнулась, и поземкой обновился ссохшийся, глинистый участок дороги. Вначале проступил глубокий отчетливый след от четырех копыт. Затем, песочными вихрящимися вьюнами потянулись ввысь ноги. Суховеем обдало и проявилось туловище животного вместе с всадником в черном плаще. Конь серой масти по ровнялся с лошадью Камиля и наездник убрал с головы капюшон.
Посмотрев ему в лицо, Камиль невольно перевел взгляд в небо, убедившись, что Нобиус по прежнему кружит там, хотя среди бледно-серых пороховых облаков Вертопрах был почти незаметен.
-Что замер, не управляешься ты, как я погляжу,-голова Балансира, поросшая серым пухом, светилась точно газовая каверна.-Помощь тебе оказать решили, да оно и к лучшему будет.
«Решили они ...»
Больше разъяснять Великий Утешитель не стал, продолжив назидательную речь:
-Слаб ты по женской части. Их сладкие чары резни безобразной страшнее бывают,-справный конь злобно фыркнул, задрав мягкую губу, и попытался куснуть за ухо гнедую кобылу.
-Чудес с гарантией не бывает,-ответил ему Камиль, и, управляя уздой и ногами, отвел лошадь чуть в сторону.
Словно в подтверждение слов Балансира, окаянная баба разглядела-таки двух всадников, и запустила в них бокастой коврижкой. Скрип удара о землю прозвучал так, точно пушку излишком заряда разорвало. Перекатывающийся каравай зловеще высверкивал острыми кромками. Рассечено разъятые жестяным хлебом наездники порывисто ускакали в разные стороны. Камиля унесло на десятки метров. Балансир погнал коня навстречу кариатидам. Седые волосы мага клокасто торчали вокруг головы, придавая ему воинственный вид. Камиль не увидел когда Великий Утешитель совершил магический посыл, но беломраморным девам пути не стало. Ненадолго замерев, они словно наткнулись на линзу из воздуха, которая прогибалась, если кариатиды решались по ней ударить и пятна под их кулаками искажались, не теряя свою прозрачность.
Взбесившиеся бабы, казалось, готовы были вцепиться в любого.
И тогда воительницы дружно запели ...
Изящно вырезанные ноздри вздрагивали, кропотливо воплощенные в мраморе лица точно запылали румянцем, гладко каменные линии подбородка потянулись, а готичес5кие губы округлились, формируя звук.