Разгневанно рдяный змей петлял кругами и свинчивался в вираж, то неким чутким строем перераспределял нагрузку и ускоряясь, атаковал в подъеме.
Нобиус снижался штопором, Властейший маг таращился с Вертопраха вниз на остатки собственной армии, словно видел незнамо что.
Хотя, по правде говоря, так оно и было.
Каменное войско оказалось разбитым наголову. Выдумка сговорилась против Властейшего Нобиуса и ему захотелось вытолкнуть себя из дурного сна Грезного града в реальный Чара-Таун.
Подпирающие дома тени вдруг стали ветхими, рукотворный лик каретного рынка утратил свою подробную четкость, крепостная стена превратилась в серый подмалевок, небрежный мазок фона. Улица стала покачиваться, а дома за двоились. Перспектива раскомпановывалась, размываясь струями настоящего горячего света. Потесненная плоть реальности неумолимо нарушала свою однородность, сворачивала физику тел и антураж Грезного града. Мир безвозвратно рушился, и пространство рассыпалось, точно кольца для штопки кольчуги, и это была цепная реакция. Клубок пространственного единоборства подтолкнул магов к скучной тяжелой арке, которая была подсвечена где-то там, на другом конце города, точно колодезная дыра, если не сказать-бездна. Они проваливались за горизонт последних событий, вырываясь из потустороннего города в проглядывающее пространство Чара-Тауна.
Арка безмолвно позвала магов, словно давно ждала их возвращения в реальность. Лишенный мыслителей мир разваливался, вновь превращаясь в хаос.
Явь приняла их и идея поменяла действительность.
Тверды плиты под ногами и крепок шаг. Головокружительный холодок формировал в короле ящериц очень сложное состояние безумной легкости и недопустимой в подобных обстоятельствах беззаботности. Каждая натруженная мышца Камиля отходила от пляски недавнего боя.
Престольный замок Властейшего Нобиуса выглядел в реальности настолько мрачно, словно его построили в сумраке ада. Лишь брожение зеленых крон над головами и густая листва притеняющая стволы деревьев мельтешащим маревом зыбких миражей как бы провожала магов, ступающих по камню внутреннего двора замка в сущий мир.
В траве прошуршала ящерица, спугнув с тонкого стебелька яркую бабочку.
Особо чтимые маги Чара-Тауна заручились взаимной поддержкой и шествовали оспаривать собственные права. Так уж случилось, что для них для всех это стало личным событием и лихорадочный блеск в глазах обнаруживал силу одного совсем в другом.
Андрагур ступал по правую руку подле Камиля, на нем была богатая и броская безрукавка из блестящего меха тонкой выделки. Под ней имелся длинный, почти до колен, камзол из темно-лилового бархата. Ниже, свободные черные панталоны и шелковая сорочка. Голову прикрывала шапочка, отороченная тем же мехом. На ногах были расшитые бисером полусапожки с загнутыми вверх крючковатыми носками. По левую руку от школяра семенил Балансир, облаченный в привычную мантию до пят. Чуть позади вышагивал Делагрез, запахнутый в свой обычный черный плащ. И сейчас глазницы дракона напоминали стальные пуговицы. Позади отца шел Конард в кавалерийском мундире и высоких ботфортах. Его грязные от пота и каменной пыли волосы походили на сыромятные веревки.
Поднимаясь по ступеням, Камиль мимоходом окинул взглядом застывшую колоннаду. Гранит всегда кажется сыроватым, а черты статуй выветренными. Атланты и кариатиды будто стояли на часах, охраняя вход в жилище своего господина, отягощенные грузом невыполненных желаний Владыки. Вознеся огромные ладони каменные стражи вновь подпирали фронтон замка. Теперь, эти излишества вычурной архитектуры, были темны как никогда, будто и свет от них отступился тоже.
Маги шествовали по черному мрамору, тяжесть нависающего фронтона казалась угрожающей, но безотказно крепкие мышцы и сведенные в привычном усилии пальцы воздетых в небо рук удерживали плиты, как вариант для подлинно сильных духом. Над стоящая над этим городом стратегия власти сгущала тяжесть всех прожитых дней и событий.
Несмотря на сумрак внутреннего пространства примечательно суровые черты великанов были различимы магами в полной мере. Живое ушло, оголив рубленый гранит по кромкам отшлифованных висков, окаменелых щек и губ. Блеск жизни покинул их покрытые смальтой глазницы.
Пропорции кариатид были чуть удлиненными, не вздымаемые жизнью груди, при всей своей внушительности, выглядели крупновато, височные кольца воительниц украшали высокие прически дам. Мраморные девы подпирали величие собственного Владыки, щедро питая культовую и обрядную символику места.