Кароннак поймал вернувшийся бумерангом лист и тут же сунул его обратно в колоду. Когда он поднял глаза, Камиль уходил в обрывающуюся глубину арки. Утекал сквозь нее. Его шаги отзывались разносясь гулким рассыпающимся эхом. Тонкий мир расхлопнул дрожащий проем, выдавая загадки за правила. Предопределение, как покушение на свободу.
На внешнем абрисе арки занесенная нога Камиля повисла в воздухе, будто чаечки на отворотах сапог взмахнули разом своими пробитыми крыльями. Он не оглянулся назад, осознавая, что только этой дорогой и должен пройти и вернуться. И шагнул в неведомое ...
На стене облицованной выщербленным кирпичом сидел мотылек и шевелил напудренными усиками.
«В ОПАЛЕ.»
Преодолев рубеж невозможного, туда, в связь мистическую, Камиль приложил немало сил, чтобы осознать беспощадную внезапность перехода. Залп, выкинувший его на эту сторону, не угасал. Слегка клоня голову набок Камиль прислонился к мелким, щербатым сколам на камне подергивающейся на виске жилкой. Он передвинул руку и уперся крепче в уклон грубой кладки. Ветер пучил рукава его расстегнутой на груди тонкосуконной рубахи. Арка, проворачиваясь под растопыренными пальцами мага, опять становилась полукруглой и шершавой, как останавливающийся точильный камень.
Он был настроен увидеть химеру. Бред-пусть и не хрупкий. Подвох не прокрашенной реальности. Дома без глубины, в один фасад. Допуская сентенцию действительно удавшегося и сомнительно возможного. Но что-то уже успело ускользнуть, осмелеть, перекинуться от ближайшего дома к следующему. Город накапливал в нем, в Камиле, свое новое состояние, обретая крепнувшую высоту и примечательные характеристики.
Грезный град сохранял детали того Чара-Тауна и не пытался казаться чем-то другим. Из туманящегося влажного марева возникала жесткая геометрия. Выстраивая детально, корпускулярно, но, все равно, неточно. Город наполненный замещенным смыслом был чуток и лжив одновременно. Слишком большая условность не могла иметь резерва прочности. Он все еще как бы оставался не на яву.
До сна рукой подать.
Грозя острыми шпилями, башни вдавливались в небо. Изъяны смелели. Соединяясь приходящей натурой с коллизиями лепных капителей и пилястр. Грезный град вытягивался в пространстве. Сочился. Рос. Сгущался в приметные фасады. Сочленялся. Становился богаче и четче. Пространнее, но не проще.
Привольно лучился свет,сияя ...
Муторное отупение прояснилось. Юный маг различил зубцы стен, которые виделись ему чересчур редкими. С пропусками. И от того стены, ограждающие город со всех сторон, казались невысокими.
Грандиозность конструкций давалась иллюзии не без напряжения. Склочные задиры-воробьи, покрыли щебетом хлебную корку и вдруг россыпью взлетели, сочно вляпавшись в черную кайму тени под высокими стропилами обкусанных жестяными навесами крыш.
Это было по настоящему.
Волна уличного гама, собачий лай, возгласы и стук повозок ворвались в сознание юноши бурлящей жизнью городского центра. Камиль уронил взгляд с вершины башен на открывающуюся перед ним шумную улицу. Отвлекся, и вновь бросил взор на городские стены.
Ему почудилось или высота оборонительных укреплений угоднически подстроилась? Становясь ближе и вероятнее.
Соизмеримый его пониманию город полноцветно вкладывался в каждый мазок горячим осколком солнца.
Улыбка. Медленная как разрастающаяся трещина. Почти неподвижная. Растерявшая лучшую половину своей веселости, все же соизволила прорвать плотно сомкнутые губы Камиля.
Придавленный горячими губами солнца, мятый лед неба блескуче играл желваками по красиво нисходящей линии крыш. Свернутые шеи водосточных труб отрастили неряшливые хвосты на залапанных, местами ветхих, стенах. Заострялись оскомины вывесок, угловато торчали тележки молочниц, выпирали латки пекарей и короба зеленщиков. Грани кирпичей искрились как иней. Холод посреди жаркого дня. Малейшее нарушение правды делало неверие переносимым. Состязающаяся в высоте звонкая наледь карнизов нависала над бесконечно опадающим водопадом спелого воздуха. Пространство достраивалось, разнося в пух неторопливость клубящихся брызг лепнин, и не подпускающих к себе, бездонных водоворотов перистых облаков, так похожих на чьи-то желания. Опрометчиво завышенных и часто устремленно бесформенных.