Кулаком в дверь, как заступом пробивая лживое уединение дочери, Левиндок распахнул створки и взревел увидев как Бьянка пребывает в нежных объятьях какого-то юного наглеца. Тот был в коротком пажеском плаще, кургузой, в бело-зеленую полоску куртке чаротворца находящегося в обучении. Куртка из полосок дубленой кожи и ткани перетягивались ремешками с серебряными пряжками. Снизу были мореходские панталоны-корсары. Обернутый вокруг талии и бедер пояс с карманами подчеркивал спину и торс юноши. Широкий парус бело суконной рубахи прихватывали кружевные манжеты перевязанные роскошными витыми шнурками. На ногах сапоги с квадратными носками и мягкими отворотами поверх голенища с просечками в виде чаечек. Курчавая поросль черных волос была из того же исчадия, что и отсветы разгорающегося в глазах пламени.
Наглец казался шаловлив и прыток одновременно. Он не желал ничего дурного почтенному Левиндоку, просто Камилю хотелось как можно дольше находиться наедине с Бьянкой, а для этого ее отца нужно было как следует занять. И легкое магическое воздействие тут оказалось кстати.
Несколько мгновений они мерились взглядами. Камиль успел оценить внезапно возникшую угрозу. Левиндок был в ярости и цацкаться не собирался.
Камиль мелко порывисто ущипнул мочку уха Бьянки своим поцелуем и с очаровательным пренебрежением огладил жадными руками шелковую кисею ее платья.
Они распались.
Камиль придержал перевязь со шпагой и по звериному быстро метнулся к распахнутому окну.
Между стыдом и гневом нет места безразличию. В порыве праведного гнева Левиндок возопил с гортанным рычанием:
-Посягаешь!-и присовокупил к рыку бросок рапиры.
Обнаженный ужас брошенной стали!
Длинное летящее лезвие пронзило гибельным блеском комнату навылет, как солнечный луч. Бьянка прыгнула наперерез рассекающей стремительной молнии, отчаянно завизжав. Ее руки вскинулись. Букли-словно разжавшиеся пружинки белым серпантином обрамляли вонзенные в испуг глаз, растопыренные ресницы. Кипя гневом Левиндок горестно потряс головой. Его решительные замашки, его задор из страха за единственную дочь, как рукой сняло. Барталамей ввалился в комнату дочери. Белый, раскаленный румянец бешенства сделал его лицо гладким от ужаса.
Рапира наколола жаркие давящие пятна легкой шторы из арганзы и расщепила эркер окна. Тонкое лезвие хищно вспыхнуло на солнце. Срывая штору Камиль нырнул в окно, как через порт корабельной пушки в открытое море.
«Жеребчик боится быть туго взнуздан и от того так прыгучь.»
Маг, оставшийся внизу, с досадой щелкнул кончиками пальцев. На узком лице приглашенного чаротворца переменно отразились гнев и досада. Он сожалел что школяр оказался неуязвим для подобного укола. После промаха Левиндока ему стало окончательно неинтересно и маг без поклона удалился из мастерской шляпника.
Оттолкнувшись от ребра подоконника Камиль пробежал по узкому округлому карнизу, и по флибусттьерски полез по плетущимся, цепким вьюнам как по вантам. Соскользнул срываясь по побегам, успев напоследок послать Бьянке воздушный поцелуй. Юноша соскочил на землю, покарав куст шиповника, оказавшийся у него под ногами. Самым драматическим образом разлившаяся лужа преграждала запрудой путь беглецу. Проливным паводком подтопило скользкие доски забора. Лужа приняла размеры маленького водоема, перегородив собой весь задний двор.
Разгоняя копошащихся мух драные котищи делили корзины с мусором, часть которого просыпалась все в ту же лужу. Воздух заполнился истошным визгом усердствующих в панике белошвеек. Мелькающие в окнах мастерской девицы были бледнее моли. Это обстоятельство натолкнуло Камиля на неожиданную идею. По быстрому, засучив кружевной рукав до локтя, он сжал пальцы ...
... крючочки паучочки поползли побежали, зацарапали сцапали, погоду в угоду, жару на холод, на скованный колкий, под ногтями иголки ... (здесь и далее адаптированный пересказ магических заклятий).
Оголенная рука Камиля сделалась бледной и белой как прямой след от полозьев. Обмороженные магией пальцы уже ничего не чувствовали. Из под сизых, заиндевевших ногтей хлестнула поземка, разом остудив водоем.
Левиндок в окне на верху впился в него глазами и ритмично рвал на себя застрявшее лезвие рапиры.
« ...чтобы ты потверже меня уяснил.»
Камиль оскалился, выдыхая парок в морозный воздух. Иней седил его смоляные локоны.