Его сознание отлетело сорвавшейся с гвоздя пружиной.
С мага стянули перевязь со шпагой, дважды обыскали и в бесчувственном состоянии потащили к обще армейскому фургону. В пригодности школяра к ратной службе никто не сомневался.
Наступил поздний вечер. Час зоркой стражи. Все шорохи надсекал ятаган луны, спрятанный на небе, как за сапожный нож.
Камиль беззвучно пошевелил губами и с трудом разлепил глаза. Сосущая боль в его голове казалась ненасытной. Легкий вечерний бриз чуть спасал, унося вонь скопившихся человеческих тел. Юноша оперся о неровные доски пола и приподнялся. Собственная голова казалась неудобно тяжелой, как надетый на шею обод деревянного колеса. Маг не слишком удивился, поняв где он находится. Крыша повозки была матерчатой, с кожаными простроченными полосками на дугах, держащих полог над забранным прутьями каркасом. Фонарь, подвешенный в кольце, посередине горел тускло, из за толстого слоя нагара на стеклах. Основное пламя обволакивал радужный светящийся ореол. В фургон набилось человек двенадцать. Дорожные мешки, узелки, сумки валялись прямо возле ног молодых людей самого разного звания, которые сидели на узких скамейках по краям фургона.
-Хватит тебе простираться ниц.
-Оно того не стоит, приятель,-подбадривали школяра одобрительные возгласы. Камиль подобрал под себя ноги и сел на корточки. В чистой колбе его разума не было ни единой прозрачной мысли. Черные, как промасленный шпагат, волосы лезли в глаза. Камиль повел головой, проползая взглядом по лицам.
Боль была с жемчужным отливом, ломкой судорогой отплясывая от виска до вика, и покачивала, слабея подрагивала распадающимися стрекозьими крыльями.
Парни сидели плотно, словно прижимая, прикладывая рану к ране, срастаясь личным усилием в поисках защиты нового образа жизни и превращаясь в некий единый организм. Но Камилю место нашлось, они пододвинулись. Фургон выглядел крепким и оказался вместительным. Маг постарался подняться как можно более небрежно, кинул плащ на скамью и сел сам. Сжав раскалывающуюся голову кулаками, он неподвижно уставился в одну точку.
Тут же продолжился разговор, который было затих из за пришедшего в себя Камиля, и теперь интерес к себе вернул отвязный парень, которого все называли Гарсоном. По отрывочным фразам и тихим суждениям Камиль понял, что тот был из благородных. Промотав родительское наследство он добровольно выбрал ратную службу, чтобы избавиться от каравана проблем, и теперь вновь пустился рассуждать, делая внимание к своей персоне всеобщим:
-Нам же теперь друг дружки держаться надо. И котловаться вместе, и рану какую легкую перевязать, и порукой круговой, чтоб ни один дюжинник лишнего с нас требовать не мог.-Его лицо было в рытвинах от перенесенной оспы. Широкий угловатый нос и тяжелый подбородок никак не гармонировали с тонкими, стреляющими с разрывом в стороны вдоль губ, усиками. Несколько развязно, с рассудительным деловым спокойствием Гарсон продолжил:-Я бы солгал, если бы заявил, что вербовка в армию- предел моих жизненных мечтаний, но человек с оружием всегда свою выгоду найдет.
Кто смотрел исподлобья, кто-то рассеяно и невидяще, с присмирелой бодростью. Шумя и ерзая, уже не хозяева своему будущему, находясь в пришибленном трансе от новой лихой доли, рекруты представляли собой некий промежуточный народ, чьи умы искали новую религию и ее предводителя, восполняющего недостаток надежды.
Словно выбалтывая государственную тайну, чуть понизив голос Гарсон вполне определенно продолжал свою мысль:
-Нечего нюни распускать. И в нашем безнадежном деле можно не мало выгадать. Оружный человек, не наживший себе врагов, несет мнимую службу. В каждом осажденном городе прячется тот, кто может с тобой покончить. Сомкните строй и помогите себе испытать решимость, планируя неотвратимую атаку с разумной сдержанностью опытного бойца.-Гарсон впал в некий пафос, рассуждая как бывалый солдат.-Непрерывный штурм во время осады лишит защитников сил за несколько дней. Атака за атакой, днем и ночью, и слаженная четкость нападавших вознесет яростную сечу за городские стены.
-Слишком многое зависит от умения, которого ни в одном из нас нет. Как ратники мы слабы,-высказал свои сомнения мечтательный паренек, со свойственной молодости запальчивостью. Легкий пушек над его верхней губой потно блестел.