Выбрать главу

Барталамей Левиндок был уязвлен. Его отцовское сердце задела та решимость с которой Бьянка бросилась на защиту ухажера. Как плеснулась юбка, заметались плечи, словно застряв в пространстве освещенного окна. Она была бойка и неуклюжа, точно подранок уводящий от гнезда. Казалось, ее кудряшки обвивают солнечные лучи, а широко открытые глаза готовили ронять огненные капли слезинок, придав фальшь руке в прямом долгом броске Левиндока.

-Изволь-ка объясниться,-теряя пыл потребовал от дочки отец.

Пряча сверкающие глаза Бьянка стала совершенно несчастной:

-Моя судьба, папенька, будет зависеть от того, под каким предлогом ты прогонишь его в следующий раз.

Узелки на синеватых венах Левиндока сделались чуть мучительно ярче:

-Ты уверена, что он настроен к тебе серьезно?-он спросил это настолько осторожно, что неистовый блеск, странно переменивший его лицо, был сродни душевному расстройству.

Немного безумия во всем что мы любим и чем гордимся всегда найдется.

-Между нами есть ... притяжение, если ты об этом, папенька.

Слезы-роса чувств. Бьянка насупилась, ее подбородок дрожал.

Его слабость была мудрее ее ужимок.

-Этого маловато, моя дурындочка,-будь Левиндок настроен иначе он, пожалуй, смог бы сдержать печально сконфуженную улыбку:-Нужно чтобы ты сочла совершенно невозможным, непереносимо радостным жить с жаворонком в сердце и так и не смогла отказаться от его трели,-проникновенно чувственно проронил Барталамей.

 

Уступами кладок высоко возносились башни Чара-Тауна. С улицы Мастеров Камилю нужно было перейти на Торгово бродную. Несколько переулков соединяли с этой улицей. Перемычка двух улиц не знала просторных мест. Первой мыслью Камиля было вернуться и пройти другим проулком. Но привыкшие к полумраку алчные глазки уже вперились в него. Насмешка оборванцев послужила лучшим поводом чтобы он не сменил ни походку, ни направление.

Их было трое. Под свалявшимся накинутым на голое тело рваньем, в любой из прорех могла оказаться заточка. Занятие опустившихся бродяг было почти интимным. Оборванцы варили в котле привязанные на веревочки куски дымящегося мяса, намереваясь поделить горячую жижу поровну. Но со своим куском говядины никто расставаться не хотел. Они несколько раз переглянулись. В пронырливых взглядах явственно читалась тягость к чужим кошелькам. Они покосились на шагающего, вооруженного шпагой юношу, но заглушив позыв жадности рисковать не стали. Тем более что тут один тоненько взвыл, потрясенно достав из закопченного котла пустую замусоленную веревочку. С петельки капал жирный бульон.

Намечалась драка.

Горло проулка хрипело потасовкой, плевками и оплеухами, когда Камиль вышел на Торгово бродную улицу. Легкий ветер гулял в упругих ветках платанов, вежливо облизывая каждый листик на деревьях растущих вдоль вросших в землю обвитых плющом руин, на которых вздымались ввысь башни города.

Налитым соком спелого плода полыхало солнце, прожигая флюгера на высоких шпилях крыш.

Средокрестие мощеных улиц образовывало Гурьба судную площадь промеж четырех дорог, одна из которых, в самом своем начале, вела от подъемных башен моста на до рвом от восточных ворот. Не будучи вымощенной булыжником, Торгово бродная улица оставалась оживленной все светлое время суток, так как была прямоезжею от городских стен на востоке, до обводных каналов вокруг крепостного рва на западе Чара-Тауна. Неподвижные каскады массивных выступающих фортов с переходами зубчатых стен вдоль крепостных рвов были подновлены.

Под узкими окошками проходящими высоко стоял оседланный гнедой жеребец и топтал копытами облюбовавшую угол дома крапиву. Узорчатые, закругленно нависающие балкончики украшали горшки пунцовыми левкоями.

Чтобы не наступать на конские «яблоки» Камиль перепрыгнул через коновязь возле каменного крыльца. Ножны звонко брякнули о кольца витых перил.

На арбалетный выстрел по обеим сторонам улицы тянулись торговые ряды. Чередой стояли груженые телеги с высокими бортами, обозные и купеческие повозки затеняли цветные навесы. Улица была переполнена горожанами. Товары поджидали своих покупателей.

Канониры с пушечных площадок бойниц сверху вниз с брезгливым равнодушием поглядывали на импровизированный рынок. Их латы мощно и уверенно отбрасывали неблескучий чистый свет. Чувствовалось, что эта неустанно хлопотливая базарная сутолока внизу им не по нутру.