Ему не терпелось заткнуть Камилю рот, и поскорее его прижмурить.
Существуя в сфере собственных разделяющих удержаний и утверждений, маг казался себе благородным. А мальчишка, ткнувший пальцем в небо, проковырял дырку из похабного любопытства, заглянув в незыблемое, за барьер его безупречно выстроенного, требующего сатисфакции, прямо брошенного удельному магу вызова. Его обвинили в подлости. Мелкой дробью пытаясь бить высоко парящего орла. Продажное волнение выдало его незамутненные помыслы, лишив чистую победу достойного финала и заставив его тайно страдать. Мраморно-белые щеки Делагреза наливались сердитой краснотой и весь подлаженный под него город не мог возвратить магу покой. Пустяковая слабость оборачивалась для него публичным позором, выхолащивая из его заслуженной победы всякий притягательный смысл. Распираемый яростью Делагрез буквально простонал:
-Ты унесешь эту тайну с собой в могилу.
-Что с тобой?-С вызовом недоумевал Камиль. Его собственные волосы расплетались языками черного пламени.-Неужели моя проницательность погубила легкость нашего общения?
Чтобы одолеть мага-одного цинизма недостаточно. Камиль резал по живому. По больному. По самолюбию Делагреза. Привнося до мысленное и пытаясь довести его до такого состояния, чтобы он потерял над собой контроль.
-Ты так непревзойденно сталкиваешь людей лбами. Втягиваешь и замешиваешь на конфликт горожан, будь они новобранцами или стражниками. Стравливаешь между собой, исподтишка послав Левиндока на убийство. Ведь только после появления другого мага, которым был ты, он смог распознать мои волшебные проделки. Ты способен сотворить беду практически из ничего, обвинив Гейса в убийстве чиновника,-продолжал намеренно теребить его Камиль, все ниже склоняя голову к плахе, и все больше ломая и разваливая настроение Делагреза.-Немощное счастье подстроившего свою победу притязателя. Твоя почва удобрена ненавистью, твои зерна-отмщение,-подытожил Камиль, демонстрируя личное чувство омерзения.
С этого момента Делагрез решительно не знал, что станет делать, если школяр закричит об этом на всю площадь.
Тот медлил ...
Разрыв мнений и есть молчание. Компромисс вгрызающихся друг в друга магических размежеваний.
Позволить винить себя какому-то мальчишке он тоже не мог. Он был в сто раз сильнее его, и во столько же благороднее. Ох как он хотел услышать примитивный упрощающий крик отданной на заклание жертвы. До чего же все тогда станет очевидным!
Взгляд сощуренных глаз Делагреза резал, как острая осока. Плащ зашуршал, задвигался, маг поспешил спрятать злополучный платок. Его жестам недоставало уверенности.
-Прикуси свой язык, и вспомни с кем говоришь, мальчишка,-в модуляциях его голоса напряженно вибрировала беда.-Тебе не по силам соперничать со мной,-в каждом проявлении Камиля он читал презрение жертвы. Лелея в душе единственное желание поскорее с ним покончить.
Никто не смеет потешаться над делом его рук, его ума, его дара, и отравлять его победу. Все они были восхитительно покорны ему. Один этот школяр выпирал грудь и трепыхался, что-то пытаясь из себя изобразить.
Любуясь ловкими движениями собственных тонких пальцев Делагрез схватил топор и высокопарно прокричал:
-Смотри же, Нобиус, я добиваю твоего щенка! Возмещенную неблагодарность мира подлинного да искупит его кровь!
Делагрез шагнул вперед, занося топор, и отмеряя этим размер личного могущества. Замахнувшись, качнув землю, с беспощадной последовательностью, маг рассек пустоту. Величественный кивок острого лезвия тихо просвистел, разрезая небо и до осязания ясно соскользнув по шее Камиля, топор с хрустом вошел в плаху.
Что-то с резонировало, Делагрез шарахнулся в сторону, отбив себе руки. Его постыдная неловкость абсолютно никого не тронула. Маг пошатнулся, точно слепой.
Что же теперь прочно?! Невозможно бороться с зыбучим песком. Сдают нервы ...
Пережив вспышку мгновенной мучительной боли, Камиль решительно поднялся.
Из корзинки в руках разинувшего рот зеленщика вывалился перемотанный ниткой пучок ядреного батуна. Головки и перья лука шлепнулись в грязь. Инерция молчаливого сговора бессознательных соучастников выгнула воздух одним общим вздохом толпы. Гул удивления прокатился по площади, и досады в нем было за испорченный праздник не в пример больше чем сострадания.