Зазывалы из числа подростковой мелюзги, клубясь вокруг зажиточных горожан, похвальбой зарабатывали на жизнь, твердя вызубренные как урок фразы:
«-Лучший овес для вашей лошади!»
«-Услуги истопника и мастера по кладке печей и каминов!»
«-С суживаем деньги. Берем под залог ценные вещи!»
«-Освежаю ризы окладов!»
«Перепишу за мелкую монету или составлю завещание. Доносы за ту же плату не предлагать!»
«Знающий травник, никакой магии, возьмет в обучение девственницу с черными волосами, не обиженную умом и статью!»
Тут были и сложенные вповалку дрова и увязанный связками хворост. Ивовые сундучки и корзинки. Камышовые дудки и свирели. Бумажные свитки, чернильницы непроливайки и наборы разноцветных перьев.
«-Отставной дворцовый балетмейстер дает уроки танцев!»
Улица раздавалась вширь. Кружева соседствовали с рваной рогожкой. Камиль пробирался сквозь толпу. Доставая из сумки, перешитой из бурдюка, коренастый коротышка галантерейщик совал ему в лицо банты и ленты для шпаги:
-Сущая безделица, господин хороший ...
Прорываясь сквозь льстивые зазывания и окрики Камиль двигался через торжище дальше. Телеги, экипажи, мешки, сундуки, попрошайки и зажиточный люд.
Керамические кувшины, чугунки, ковши, супницы, горшки и чашки терялись за начищенным блеском подносов, блюд и соусниц с серебряными переливающимися крышками. Сверкали конфорки, кольцевидные вислые ручки и не закопченные прорези новеньких поддувал привезенных издалека самоваров. В расчеканенных выпуклых стенках которых отражались фигурные ветки изогнутых кранов. На полированных, украшенных веточками, поддонах аккуратными кучками лежали особые сорта щепок, которые затапливали для аромата. Неровными рядками стояли сундуки для провизии и поклажи, скопидомы сундучки и к ним всевозможные замки с секретами.
Словоохотливые выкликалы оглашали улицу пронзительными криками, путаясь под ногами и горлопаня со всех сторон:
«-Режем по дереву и камню ладонки и о береги!»
«-Мостим внутренний двор, порядочность гарантируем!»
«-Проводим свадьбы и прочие торжества. Магия по желанию заказчика!»
Кто-то стоял возле обувщика и сравнивал номера на купленных башмаках. Парча, батист и бархат перемежались со свертками белого полотна, многоцветного набивного шелка, льна и хлопка. Тут и там слышалась базарная перебранка. Покупатели сетовали как нынче подросли цены у крохоборов на всякую заваль и потраченный молью товар. Щедрые лишь на улыбку продавцы разводили руками чаще чем обещали скостить названую оплату.
Быстрые, двигающиеся навстречу азиаты, раздвигали, распихивали толпу, сторожа базарную выручку в карманах вышагивающего вразвалочку увальня купчины. Плечистые торговые стражники позвякивали доспехами и провожали слуг его кошелька ревнивыми взглядами.
Мальчишки старались перекричать друг друга отстаивая собственный интерес, но не черня конкурентов:
«-Лучшие, вымоченные в рассоле розги из орешника. Не по злобе, а в назидание. Качество одобрено консолидарием образования!»
«-Клеймим воров и скот, сводим каторжные клейма. Быстро, выгодно, удобно!»
«-Соколиная забава. Со скидкой на охотничью грамоту от сеньора!»
Запах конского пота и свист плети над головой заставили Камиля прижаться к небольшой телеге продавца лютней и виол. Тот, облокотившись на борт, подвинчивал гитарные колки и наигрывал в ожидании покупателей перебирая струны. Он все продавал, но никого не зазывал голосом, хотя кофр лежал у ног и был открыт. Камиль нырнул под колесную пару и выбрался по другую сторону звонкого лотошника. Раздался конвульсивный аккорд. От тонкого слуха юноши не укрылось, что торговец чересчур «душил» гриф гитары, неумело подбирая по металлическим порожкам лады для весьма простенькой мелодии.
Звуки перекатывались, смешиваясь с горделивым грохотом кареты с гербами. Под растрясшиеся, весьма миленькие, юные провинциальные аристократки пялились по сторонам во все глаза. Камиль, заглядевшись, едва не прошиб головой полотно картины на которой были изображены выложенные на лопухи карпы и фрукты. Он чудом не залез в краски из морских раковин, которые ценились дороже золота. Торговец поносил удаляющегося школяра и его раскрасневшиеся щеки благоухали как розмариновый ларчик.
В разноликой толпе выделялись чувственные «скромницы». Тугая шнуровка корсетов выдавливала напоказ из за корсажей жаркую выпечку льстивых тел. Игривые сексуальные охотницы с завидным изяществом придавали очарование своему пороку. Их опытные взгляды были весьма значительными, а пламя желания почти искренним.
Правильно управляясь с лошадью, одетый по дорожному, одинокий всадник быстро нагонял карету. На высоких сапогах наездника лежала серая пыль. Поравнявшись всадник по гарцевал и свесившись с седла засвидетельствовал свое почтение юным аристократкам. Привстав в стременах простодушный обожатель развязно подмигнул бардельянкам. У него при себе желания было явно больше чем звонких монет.