Взаимная игра обольщений.
Не собираясь любезничать за так с учтивым кавалером приватные девицы фыркали и кривились.
«-Баня, купальня и прочие удовольствия для расположенных сеньоров!»
В рядах жриц любви единства не было, жеманно хихикающие красотки призывали вкусить порока в таких соблазнительных позах, что приказчик прижался вплотную к проезжающей карете, перекрыв лошадиным крупом вид из проплывающего окна.
Поместным дворянкам в столь невинном возрасте такое видеть ни к чему.
Камиль, рукастым охальником прошмыгнул сквозь дефилирующее гнездо порока. Бардельянки знали место поиска ухажеров. Оно было там, где торговали любимыми игрушками настоящих мужчин. Ряды с колющим и рубящим оружием располагались по обеим сторонам улицы. Недостатка в желающих прицениться и купить или просто поглазеть, поговорить со знатоками не было. Одно и двуручные мечи, длинные и короткие, тонкие и широкие, со сложной рукоятью. Разнообразные доспехи, кольчуги, латные панцири. Кинжалы, стилеты, финки и кортики. Тут не говорили а шептались, досадуя над тем, что действительно думали и как считали. До Камиля доносились обрывки критических фраз:
«-Глухой клинок. Нет, не тот звук.»
«-Шейка шпаги чересчур тонка.»
Оценивая внешнюю стремительную агрессивность сабли старый лихой рубака не утративший былую стать, положил длинно клинковое оружие на ребро кисти правой руки, ближе к дужке обуха, рукоять которой была окована латунью по головке и спинке. Проверяя сбалансированность и оценивая уплотненную ковку силовых линий широких продольных желобов, благодаря которым клинок заметно терял в весе и его прочность возрастала.
С оружием не шутят.
Совершив несколько быстрых кругообразных рассекающих махов и резких выпадов, он остался доволен саблей и собой.
Перешагивая мимо навоза и перепрыгивая через лужи Камиль покидал Торгово бродную улицу. Каминные решетки, щипцы, ухваты с кочергой и совки для углей. Блесткий бархат и материя любого достатка. Соединив привлекательность с агрессивностью звенели ножны и цацки. Сверкали выставленные оружейниками на обозрение эспадроны, алебарды, метательные ножи, топоры и рапиры. Шорники предлагали сбрую и седла, поясные ремни и расшитые попоны.
«-Учу фехтовать, с уловками победного свойства!»
Привольны широкие улицы и люди на них реже хмурятся. Спесивому шику на Гурьба судной площади запрещалось молчать. Завораживающе мелькали спицы в мягких колесах открытых экипажей. Тут публика была иной. Паясничество и вольностей не терпели. По обыкновению естественной галантности ясновельможные мужчины прогуливали дам, находясь с проезжей стороны. Камиль засвидетельствовал свое почтение прогуливающимся парочкам. Истертые булыжники мостовой напрягали ноги. Узорная ткань фасадов обнимала тело площади, плелась над тучными кронами деревьев, кружа вокруг вспархивающими стайками прикормленных голубей. Всюду сверкали галуны и эполеты. Плавно покачивали буклированными хвостами высоких причесок прохаживающиеся девицы. Легкая позолота накрученных волос была заметена невесомыми звездами. Громоздкие прически плетясь кольцами поддерживали настроение женских форм. Над талиями с широкими порхающими тюльпанами юбок из переливающейся тафты не жалея кружев нависали занимательные шляпки, и проявляющееся бесстыдство декольте прикрывали веера тонкой работы. Иногда они были из перьев редких птиц. Перевязи и гарды кичливых шпаг сеньоров украшали драгоценные камни.
Даже стражники отвечали на гримасы высокомерия терпеливым почтением.
Камиль обежал взглядом площадь и размашистым шагом направился к оспаривающим реальность каменным изваяниям. Жители города очень любили всяческие изображения львов, хотя в окрестностях Чара-Тауна никто отродясь не встречал захудалого львенка, не то что целый прайд этих, без сомнения, благородных хищников. Они стояли на пьедесталах. Темные глазницы стерегли пространство. Волевая осанка хищников, атласная каменная шкура, ровные провалы меж обветренных, искусно выточенных клыков подчеркивали высокомерное спокойствие львиных поз.
В светлой глади неба, над голыми скатами крыш возвышались кирпичные конусы остроконечных шпилей замка. Его башни круто задрались ввысь. Гурьба судную площадь от замка сиятельного мага отделял спорный элемент архитектурной полемики-малая стена, разделяя деревья на площади и парк при замке. Тенистое плетение пышных аллей смыкалось над головами прохожих распростертыми ветвями, соединяя через зубья стены обе лесопарковые зоны.