-Как не видел?!-Хором воскликнули наперсники, и даже от неожиданности остановились.
-Думаю, Деланрез обернулся здоровенным черным барбосом. Как его увидишь,-в свою очередь возмутился Камиль, тоже встав.-Что мне, у Андрагура просить разрешения на его дворового пса глазеть,-юный маг вновь пошел, и тем повлек их за собой следом.-Только так не бывает, чтобы собачья свора во всем переулке лай позабыла. Зверя они чуют-им не чета. И пока я туда сюда по двору жестянщика ходил, он из будки и носа не высунул. Не из тех Андрагур хозяев, которые обленившегося сторожевого кобеля задаром кормить станут. Все тут за одно. В Грезном граде я дважды на него натыкался. Первый раз в проулке, возле «Червивой розы». Заморенная, чернющая собака рылась в пищевых отходах, была бита, нещадно и не по делу, поваренком из той же харчевни. Потом, как я теперь понимаю, тот же пес сиганул из подворотни, и только заклятье на обездвиживание всего, которым я на краткий срок парализовал живность с растениями, да панцирников, за мной гнавшихся, остановило его попытку нападения. Андрагур его возле себя прятал, с приглядом.-Камиль читал на лицах наперсников жадное любопытство.-Так что вы, если что, резвости не теряйте, когда брать его будим. И держите глаза открытыми.
Дома за три, пошли совсем тихо, подбираясь крадущимися шагами, стороной, где проживал Андрагур. Они метко скользнули приземистыми тенями к воротам жестянщика. Холодок пробирал до костей, и почему-то хотелось пить. Осознание приближающейся опасности, точно некий зуд, пробивало юного мага на иронию. Оказавшись возле двери в обрамлении крупной волнистой ковки Камиль чуть слышно прошептал:
-Есть у кого желание вперед меня идти?
-К сожалению, мы тебе доверяем,-за двоих ответил Кароннак.
Окинув взглядом переулок, Камиль, сквозь угольный перегар ночи, различил отблески на панцирях. Ближе, значительно ближе, пискнула оконная рама. Тени людей за занавешенными окнами пересиливали страх естественным человеческим любопытством. Флюгера на крышах поскрипывали противно, но вполне переносимо. Юный чародей нашарил носком сапога слившуюся с землей ступеньку и взялся за витое кольцо. С той стороны послышался ленивый шорох одежды и топот деревянных башмаков. Дверь открыла служанка.
-Вы вернулись,-без намека на гостеприимство произнесла женщина.-Это как понимать?
-Понимай как есть. Раз опять пришли, значит надо нам,-Камиль отстранил служанку и вошел во двор. Наперсники последовали за ним не отставая.-И переспрашивать не рискуй,-тут же пригрозил маг.-Где твой хозяин?
-Не знаю, ушел куда-то за вами следом. Кто я ему ... -после разговора с Андрагуром ее манеры в отношении Камиля явно испортились.
Наперсники бегло осматривали двор и не таясь держались за оружие.
-Ну, не отвечай, коли не в праве,-неожиданно мирно, не стал настаивать на своем юный маг.-Отыскала сыночка?
Женщина неожиданно подалась к чародеям.
-Без лукавства скажу, боюсь я зверюгу окаянную, мочи нет,-в сердцах призналась служанка.-А ребенку разве объяснишь, когда хозяин разрешает.-Не дайте Гришане пропасть безвинно, спасите мальчонку. Ведь задавит его пес.
-Не собака это, а оборотень,-немного на взводе проговорил Лузгард. Кто его за язык потянул, непонятно.
Сильно спав с лица, женщина кивнула, ужаленная страхом в самое сердце, и вдруг резко кинулась в сторону собачьей будки. Худенькая, она легко проскочила между двумя мужчинами. Не рассусоливая дальше, Кароннак перехватил мать, зажав ей рот своей ладонью. Визжать женщине он не дал, позволив служанке Андрагура только извиваться и биться.
Мокрую ночь прорезало мычание захлебывающейся слезами матери.
Камиль взглянул на Лузгарда молчаливо, выстроив одними глазами сложную, собранную из отборных ругательств, претензию, и тут же развернувшись, почти на ощупь ринулся к собачьей будке.
Лузгард не имел права забывать про осторожность, но об этом сейчас рассуждать было некогда. Спесивое пренебрежение магом чувствами простолюдинки могло им дорого стоить.
Из полной прочной непроницаемости собачьей будки торчало детское плечико и крохотная ручка с вяло опущенной ладошкой. Ребенок удобно улегся, свернувшись калачиком, положив голову на лапу черной собаке, и привалившись короткой, в задравшейся рубахе спиной, спал, на плавно вздымающейся мохнатой груди пса. Камиль, осторожно перебирая пальцами, забрался в пахучую сухость вонючего меха, и взял мяконькое детское тельце. Он не мог отделаться от ощущения, что отнимает дитя из под какой-то особенной защиты, нечеловеческого порядка. Прижав к себе мальчика и пытаясь его баюкать, Камиль, шаг за шагом, стал удаляться от темного закутка, отступая, словно тесня потемки чьей-то души.