Натурально?
Заведомый самообман точно разнашивал на Камиле этот город и подгонялся под него. Юный маг поражался невероятной сверстываемости собственных впечатлений, стремительно вживаясь и усваивая происходящее с ним.
Дымка тает не до снившимися снами
Но случившимися с нами.
Грезный град добился идеальной резкости и прекрасно держал перспективу. Он заявлял о себе, завладевал школяром, как будто ему было мало той кабальной власти, которая не оставляла Камилю никакого выбора.
Правдоподобие с абсолютной точностью походило на реальность, приумножая обман взаправдашнего.
Стоило Камилю сделать несколько шагов, как до того отстранено чуждая глубина улицы возобновилась и стала действительностью, сплавляя юношу с поглощающим его видением. Шаг его был осторожно бдительным, точно он ступал по опасно прогибающимся мосткам.
Камиль машинально повернул голову, услышав бой молоточка в недрах часового механизма. Небо гвоздила шпилем долговязая башня с курантами. Острые стрелки контролировали окружность циферблатов. Поребрики отливали бледно-желтым блеском старого золота. Колокол башенных часов прогремел трижды, доказав, что время Чара-Тауна и Грезного града разница.
День был в самом разгаре.
Камиль и приблизительно не знал, что станет делать теперь. Но в ту же минуту его проблемы обрели конкретную форму. Вдруг над крепостной стеной возникла яркая точка, все больше увеличиваясь в размерах. В таком чистом небе с ужасающей быстротой и ревом несся полыхающий снаряд. Добрый кусок скалы пылающей кометой пролетел над городскими кварталами и снизившись рискованно низко, бомбой ярости врезался в крышу двухэтажной гостиницы.
Глыба летела не прицельно, но при такой плотности застройки промахов быть не могло.
С оглушительным треском и грохотом пылающий валун проломил кровлю, раскидав щепки и черепицу. Разнес потолочный брус, пробил перину и доски упругости попавшейся на пути двухспальной кровати, снес перекрытие потолка первого этажа и стряхивая огненные брызги шлепнулся на каменный пол. Метательный снаряд был обмазан смесью смолы, масла и нефти, ликующие языки пламени превращали в сплошной яркий костер все, чего только касались. Валун прокатился по ковру, оставив за собой мгновенно вспыхнувшую борозду огня. Затрещало, расколотое страшным ударом дерево брызнуло белой щепой и, вывернув подоконный брус, пылающая глыба вынесла оконную раму целиком, и с дымным шипением выкатилась во двор гостиницы. Казалось, стена сама подалась за вырванным куском дома. По крыше, поддавшись толчку, пошла вибрация и куски треснувшей кровельной черепицы полетели вниз, осыпав, выскакивающих на улицу погорельцев, осколками битого стекла и обломками древесины. Люди кричали, ища спасения и нечто такое, что возвращает трезвость перепуганному рассудку.
Камиля снесло, он заметил проносящуюся впритирку упряжь, пятнистый бок животного и оказался на земле. Тут же поднялся и потирая ушибленную руку увидел, как в распашные ворота гостиничного двора влетел сбивший его с ног водовоз, верхом на бочке, которую тащила серая в яблоках лошадь.
Треснув, разлетелось еще одно стекло на втором этаже и занялась оконная рама, через которую вырывались ослепляющие, алые языки пламени. Сквозь зубчатую каемку выбитого стекла кто-то отчаянно выбрасывал на улицу вешалки с сюртуками и камзолами, легкими кружевными платьями, которые устилали двор, точно тряпичные души привидевшиеся в круговерти пылающего ада. Погорельцы бросились к бочке с водой, но ведро было всего одно. С кухни послышался грохот падающих кастрюль. Торопливо начали подаваться тазы и ведра, выстраивающаяся цепочка потянулась по крутым ступенькам внутренней лестницы на самый верх. Обратно бегом и снова туда.
Воду приспособились таскать даже в самоварах!