Делагрез был просто сражен усмирившей его мистической силой. Точно не два могучих крыла несли дракона теперь обратно в осадный лагерь, а две коротких стрелы торчали промеж его лопаток. И маг едва не рухнул, не дотянув до опушки леса и рассадив себе колени, которые тут же спрятал под длинным плащом, поднимаясь из травы в человеческом обличье.
Все вокруг казалось ему чудовищным и неправдоподобным.
Посланный арбалетчиками и лучниками вдогонку Делагрезу шквал стрел и болтов успеха не возымел.
Молодость побуждает к движениям быстрым, но Камиль шел осторожно, почти крался. Он вслушивался в малейший источник звука и прилежно осматривался. Юноша старался идти сквозными дворами там, где это было возможно. Наступили сумерки, недобрый час полного беззакония. Улицы Грезного града представляли довольно жалкое зрелище. То и дело попадалось капище: закопченные печи, брошенки гуляки пожара, сиротливо сторожили свое обуглившееся добро. Ветер гонял холодную золу, не выветривая из воздуха въевшийся запах дыма и одуряюще мерзкую вонь ядовитого смрада. Хаос развалин усиливал и без того тревожащее душу тоскливое чувство.
Небо, как от сиявший клинок, быстро мутнело, обрамляясь серо-сумрачной тушью. Подступающая ночь вбирала в себя глубокий васильковый тон простившегося дня.
По темному небу пронеслась огненная комета, засветив полыхнувшим ударом новый очаг пожара. Двухэтажный дом с мансардой охватил огонь, над пламенем вздымались густые клубы дыма и внизу метались люди, отбивая свое жилье у жадного, жгущего, многоязыкого чудища, превращающего дома в склепы.
Грезный град погружался в ночь, как в мертвое оцепенение безграничной скорби. Флюгера на макушках уцелевших крыш нынче напоминали школяру кладбищенские кресты.
Зачумленные улицы остались позади. Обоняние и слух юноши томительно искало свежие запахи и звуки жизни, умеющие сопротивляться смерти, способные постоять за неосуществленное, не просто из прихоти, не только для обретения уверенности, а ради особой концентрации состояния духа.
Город жил, разрушая траурное настроение. Явственно слышался скрип лебедки на спешно возведенных строительных лесах и скрежет каменных глыб. Так, при свете факелов, каменотесы укрепляли просевший участок стены. Борясь и сопротивляясь. Пыхтели меха в кузницах и удары молота перебивали постукивание молоточков. Оружейники не собирались прекращать работу ни днем, ни ночью. Всех способных сражаться нужно было успеть вооружить.
Чуть затуманившееся сознание юноши прояснилось, будто паруса его мыслей наполнил крепчайший ветер близких свершений.
Ориентируясь на сияние луны Камиль нырял за сараи и преодолевая лабиринты улиц, выныривал в промежутках легких навесов, возле конюшен, от которых пахло овсом и клевером. Молодой норовистый бычок бодал доски загона и духовито выпускал воздух, полный густого молочного запаха. Через щель в заборе до школяра донесся аромат свежей стружки и столярного клея. Юный маг заглянул внутрь и различил неровную стопку гладко выструганных досок и короб недоделанного каркаса. Это был дом гробовщика, его товар нынче пользовался особым спросом.
В этом месте улица расходилась перекрестком. Камиль выглянул из за угла и увидел, как закрылись ворота, и старый солдат в поношенном мундире бережно покатил на ручной тележке только что купленный гроб с фактурной резьбой на выпуклой крышке. Ветеран готовился к похоронам кого-то из своих близких.
На другой стороне улицы звякнуло стекло, как пустяк или случайное недоразумение. Старый солдат присмотрелся, что-то ему не понравилось на столько сильно, что он оставил тележку и поспешил перейти дорогу по косой, через перекресток. Камиль следовал за ним. Теперь и юноша разглядел, как двое воришек вытаскивали из окна мешок плотно набитый добром. Рукоять шпаги холодила руку школяра. Их ублюдочные рожи, как не странно, были знакомы юному магу: рябой пытался стянуть с него сапоги подле эшафота, в прошлое посещение Камилем Грезного града, а коротко остриженный под ежик хватал его покрытыми цыпками ручонками, отвлекая.
Ветеран накинулся на них с кулаками:
-На чужой беде, на горе людском ... Да я вас голыми руками!
Публика такого сорта речей не признает, поэтому старый вояка от души врезал сначала одному, а потом и другому, заставив домушников бросить мешок с награбленным. Но рука у ветерана уже была не та, воришки быстро вскочили на ноги и стали избивать уже старика. Камиля захлестнула ярость, когда он увидел в руке коротко остриженного блеснувший нож. Юноша кинулся под удар, лезвие выхваченной шпаги ловко поймало занесенный над стариком кинжал, отбив острие в сторону. Неразличимые свойства Камиля передались оружию и одежде юного волшебника, но преступник этого знать не мог. Невидимое проткнуло попавшего под прямой удар, на всю длину погрузив лезвие в тело, вора. Маг с силой вытащил окровавленное лезвие, от души врезав крепким каблуком в грудь оседающего на землю негодяя. Камиль обтер шпагу, несколько раз проведя по спине убитого и поглядывая на рябого, который пораженно наблюдал за появляющимися, проступающими на одежде подельника кровавыми полосками. Грабитель дико озирался, ища способ улизнуть. И качнувшись в одну сторону, кинулся бежать совсем в другую, с такой быстротой перемахнув подвернувшийся забор в полтора человеческих роста, что не оставалось никаких сомнений-на новое преступление он воодушевиться нескоро.