Камиль придирчиво осматривал корзину и проверял крепко ли завязаны крепежные узлы, когда скрип мостков заставил его обернуться. Бьянка шла по едва прогибающимся доскам, чуть опасно качаясь и как бы приглашала полюбоваться собой. Верх девичьего платья плотно охватывал точеную фигурку, а соединение в рисунке роз и лилий выглядело так искусно, будто его не касалась рука портного. Складки юбки умели летать отдельно, без игриво легкого движения бедер, а плечи и грудь сходились во мнении, что открыть больше-означало бы лишить ее красоту загадочного магнетизма. Марево пестрых складок пичугами вспархивало вокруг ее ножек. Каскад светлых прядей обрамлял мелкие водовороты завитков, спирали прозрачных локонов пышно наслаивались сполохами друг на друга. Букли феерических кручений пересыпались тысячами золотых нитей. Ткань натянутая на холмиках грудей чуть провисала между вершин мягко присборенными волнующими складками.
Она была не просто хороша, Бьянка была завораживающе красива.
Облик женщины-всегда усилие над удобством и приподнятость над повседневной обыденностью.
Девушка подошла ближе, Камиль разглядел кружевные перчатки и луны нанизанные на нитку бус, но даже жемчуг на шее не мог отвлечь от ее лица. Из под слоя пудры под глазами проступали глубокие тени, как совершенно понятный и приемлемый упрек амбициям юного мага.
Верно истолковав его взгляд Бьянка торопливо пролепетала:
-Сама каждый шовчик скрупулезно проверила, подшивала где требовалось. Белошвейки с ног от усталости валятся, а дело в срок закончили, как тебе надобно,-Бьянка подняла ресницы, вперив в Камиля свои бесценные глаза и обдав его чем-то более сильным и вечным чем сиюминутное желание. Это был не взгляд даже, а настоящий клич, вторжение с целью покушения на его частную жизнь и холостяцкую свободу. И не глаза это были, а мировая столица всех нуждающихся в любви.
Камиль потянул за кружево на указательном пальце и стащил тонкую перчатку с ее руки, приведя этим девушку в сильное смущение. Суставчики ее пальцев побелели и отхлынувшая от ладошки кровь еще больше обнажила исколотые иголкой бледные подушечки крохотных пальчиков.
Нельзя добиться мужчины надолго, не став ему необходимой. Но только женщина проявившая соучастие и сочувствие, не желающая быть просто трофеем, так удивительно подходит под описание главного приза всей жизни.
Камиль поднес испещренные проколами тонкие пальчики к своим губам, покрыв беззащитно трогательную ручку сумятицей благодарных поцелуев.
-Святая домотканая простота, как я ценю твои руки такими, без прикрас.
-Все, по первому твоему желанию, как ты хотел,-она старалась быть открытой, легкой и без претензий, но это так трудно, когда один беспросветно дорогой человек заслоняет для тебя все остальное.
Красивая женщина-как непрерывно накрытый стол, не возможно попробовать крохотный кусочек и тем ограничиться.
Камиль отпустил маленькую надежную руку девушки, запустив собственные крепкие пальцы в игристое полноводье ее распущенных волос. Ее локоны как завитки белого шоколада были сладки и ароматны. Румянец живо заиграл на шелковистых щечках Бьянки, которая просто светилась от удовольствия, претендуя как на свершившееся, свое будущее с ним. Потаенные дорожки ее мыслей давно пробили на челе девушки столбовую дорогу, потому что без конца были направлены к замужеству.
Опыта разочарования счастьем не существует.
Жестом ленивого волокиты ищущего легкого наслаждения Камиль привлек ее к себе. Он целовал ее долго и подробно, кропотливо перебирая губами потаенные места, пользуясь ее недопониманием, как сильно он ей благодарен. Мочки ушей были самым заповедно слабым ее местом. И еще-он сам. Весь. Целиком. Бессовестно доводящий ее до изнеможения. До помутнения рассудка. Наконец и их рты нашли друг друга почти случайно и прижались, боясь потерять. Мягкие губы вместе с дыханием передали ее теплоту. Язык скользнул между его губами, парализуя своей горячей нежностью. Сладострастное отупение продлилось какое-то время, пока резкий выкрик не спугнул воркующих голубков.
-Отпусти ее! Ишь куда ручонки свои ... Чай не бардельянку по самым гулящим углам выбираешь.
Увы и ах, это был конечно Барталамей Левиндок, который широкими прыгучими шагами стремительно приближался к обнимающейся парочке.