— Он сделал выбор, — раздается прямо за дверью.
— Брат, может не надо так. Можно ведь обойтись без жести. Алиев все равно мертв, — говорит ему второй голос. Это Расул.
— Ты надеешься, что Камиль пощадит тебя? — дверь распахивается.
Я вжимаюсь в стену, а Самира поднимается и встает передо мной, закрывая от Аяза.
— Что бы ты не задумал, мальчик, передумай. Это не ее война. Ваша. Вот между собой и разбирайтесь!
— Ты всегда была на его стороне, — хмыкает Аяз.
— Я была на стороне вашей семьи. У нас была общая цель. Вернуть мир в дом братьев Садер.
— Рас, свяжи ее здесь, — кивает брату на валяющуюся на полу веревку. — С девчонкой мы справимся и без няньки.
Никакие разумные доводы не работают. Мне кажется, Аяз не в себе. У него странный, пугающий взгляд.
Сильнее натягиваю платье на колени. Самира продолжает просить их. Я впервые вижу, как эта невероятная женщина плачет, и впадаю не в панику, в настоящий животный ужас, в полной мере ощутив себя зверьком, загнанным в угол. Я боялась Камиля. Эти чувства не сравнить с тем, что сейчас топит меня изнутри.
Аяз грубо подхватывает под локоть. Дергает вверх и бессовестно притягивает к себе.
— Помнишь, я просил тебя о помощи? — ведет костяшками пальцев по моей щеке. Отклоняюсь назад, но он, причиняя боль, вдавливает меня в свое тело еще сильнее. — Ты меня не услышала. Так вот теперь ты можешь умолять меня сколько угодно. Я не слышу тебя!
Он рывком разворачивает меня к двери и выталкивает в соседнюю комнату. В ней душно, сильно накурено, на старой кухонной тумбе стоит жестяная банка, с горкой наполненная окурками.
Аяз снова разворачивает меня к себе. Отрицательно кручу головой, делая шаг назад. На моем пути оказывается табуретка. Она с грохотом падает. Парень довольно смеется, упиваясь моим страхом.
— Брат, давай остановимся. Ей страшно, — просит его Расул.
— Так и должно быть. Тебе ведь было страшно, когда он закрыл тебя в клинике. Было, я помню. А ее я просил помочь вытащить тебя! Я говорил ей, что моему младшему братишке там плохо! Испугался? — Аяз не смотрит на брата, он делает ко мне еще один медленный шаг, резко наступая на край уцелевшего подола.
— Отпустите меня. Пожалуйста, отпустите, — жмурюсь от треска ткани собственного платья. — Меня нельзя трогать. Только он может. Ну, пожалуйста... — в ужасе оседаю на пол к ногам двух здоровенных в сравнении со мной мужчин.
— Брат, давай…
— Заткнись! — рявкает на Расула Аяз. — Уже ничего не изменить. Я доведу свой план до конца. — А ты лучше сама разденься, — ласково гладит по голове. — Мы кино интересное снимем. Камилю понравится. Да и ты получишь хоть какое-то удовольствие от процесса.
— Я — Залог, — едва шевелю губами. — Залог! Меня нельзя трогать. Будут проблемы. Вы же братья, — по щекам ручьями текут слезы. — Вы его братья! Вы знаете! Нельзя трогать!
— Видишь ли, Залог, ты — его единственная ценность. Его слабое место. И сначала мы сделаем ему больно, а потом просто будем ждать, когда он придет за тобой. А он обязательно придёт.
Рывок. Боль. И я лежу животом на столе, а мое платье задирают вверх, отрывисто дыша и пошло посмеиваясь.
— Не надо... — шмыгаю носом. — Меня нельзя трогать. Нельзя... Помогите! Пожалуйста, помогите!!! — начинаю вырываться, почувствовав, как его руки, скользнув по обнаженной спине, начинают тащить вниз нижнее белье.
— Включай камеру, Рас. Это будет замечательное кино.
Трусики падают к моим щиколоткам. Аяз наваливается сверху, царапая кожу бляшкой ремня и не давая мне сопротивляться. Я задыхаюсь под его весом, от его запаха, от всего происходящего. За потоком слез не вижу, где Расул. Да и какая теперь разница? Для меня все кончено. Моя жизнь закончится здесь под противный звук расстегнувшейся ширинки.
Вместе с этим звуком приходи другой. Я даже не дергаюсь, когда в квартире раздается оглушительный грохот, а следом топот ног. Мое дрожащее обнаженное тело накрывают огромной кожаной курткой, отрывают от стола и прижимают к груди, в которой гулким эхом колотится мощное сердце.
— Я успел, — Камиль тяжело дышит мне в волосы. — Успел.
Слушаю его дыхание. Слышу, как из него сочится ярость при каждом выдохе.
— Ад, забери ее, — Камиль мягко отстраняет меня от себя и передает в руки брату. — Я здесь сам закончу.
Глава 37
Камиль
Аяз трясет головой, получив удар по морде. Вытирает кровь с подбородка, глядя на меня ненавидящим взглядом. Рас стоит в стороне, сжимая в кулаке маленькую цифровую камеру.
То есть, они не рассчитывали на то, что я их найду? Кино снимать собирались?
Убью, нахуй!
— Дай сюда, — протягиваю руку к Расулу.
Он без вопросов вкладывает мне в ладонь камеру. Швыряю ее на пол прямо ему под ноги. Она разлетается на ошметки пластика и электронику. Малой вздрагивает и смотрит на меня совсем не так как Аяз. В его глазах страх. Только врожденная гордость не позволяет упасть на колени и просить прощения. Мы до этого еще дойдем. Я жажду пообщаться с обоими младшими братьями.
— И в чем же я так провинился, что вы решили всадить мне нож в спину? — засунув руки в карманы, ставлю ноги шире и вопросительно смотрю на каждого из парней по очереди. — Что, суки, страшно стало? — хмыкаю я.
Аяз поднимает окровавленный подбородок выше, показывая, что ему ни хера не страшно. Достаю чей-то ствол, прихваченный по дороге из особняка Алиева. Свой просрал где-то там. Жалко, пиздец. Хороший был ствол. Надо бы вернуться и поискать.
— Это ты предал нас! — Аяз же и решает вступить со мной в диалог. Расул предусмотрительно молчит, бросив на брата предостерегающий взгляд.
— Просвети, — демонстративно передергиваю затвор и зажимаю рукоять обеими руками, опустив оружие вниз, чтобы в любую секунду им воспользоваться.
— Я уже сотню раз говорил тебе, но ты никогда не слушал! Первый раз родной брат предал семью, когда бросил ее, свалив в чужую страну. Второй раз родной брат предал нас, приняв за равного выродка, рожденного от Залога. Ты предал нас, лишив возможности распоряжаться наследством! Ты предал нас, когда всеми силами стал отстранять от дел семьи, выдавая нам лишь крохи с вашего с Адилем стола, чтобы мы не подохли с голоду и со скуки! Ты предал нас, когда запер Расула в чертовой клинике! Бросил его там!
— Я положил его на лечение, идиот! Спасти ему жизнь и дать шанс на нормальное будущее — это предательство?! Ограждать тебя, вспыльчивого, неуравновешенного придурка с раздутым самомнением, от чужой крови на твоих руках — это предательство?! Или не давать вам бабок, чтобы вы не скололись к хуям оба? Может это предательство?! Я тебя услышал. А теперь давай я тебе скажу, где настоящее предательство. Когда, как ты выразился, выродок, недостойный носить фамилию Садер, встал рядом со мной, готовый пролить кровь за мир в этом гребаном городе и нашу ебанутую семью, а те, кто так громко орали, называя себя братьями, встали на сторону врага, убивающего женщин и детей, и выкрали невинную девочку, для которой даже ваше ублюдское прикосновение — уже изнасилование! Вот где предательство, брат! Ты продался за пустые обещания Сабира Алиева. За дозу для младшего брата.
Руки со стволом медленно поднимаются вверх. Дрожат. Они пиздец как у меня дрожат! Сжав зубы, на мгновение закрываю глаза, делаю вдох и дрожь уходит.
— Я не прощаю предательства, Аяз. У меня больше нет брата с таким именем. Ты больше не Садер.
Жму на курок и смотрю, как пуля входит чуть выше его переносицы. Внутри меня агония, и снова начинает трясти. Только вид раздетой Ясны с навалившимся на нее Аязом не дает скатиться в сожаление о том, что сделано.
Один из моих младших братьев мертв от моей руки. Перевожу ствол на второго. Горло сводит спазмом. С пушистых как у девчонки, черных ресниц Расула срываются слезы. Он в ужасе смотрит на лежащего рядом с ним Аяза. Медленно переводит взгляд на взведенный ствол. Бледный как полотно первого снега, который он никогда не видел. Тяжело сглатывает. Кадык ходит ходуном на напряженной шее.