Слышу шаги за своей спиной.
— Не смей вмешиваться! — рычу, думая, что это Адиль, но поверх моей руки ложится дрожащая, ледяная ладошка Ясны.
Не опуская пистолет, поворачиваю к ней голову. Она в футболке Адиля. Тоже бледная. Очень маленькая. Очень хрупкая. Соломенные волосы убрала за уши и глаза теперь еще больше. В них кроме страха есть что-то еще. Я не понимаю.
— Не надо, — хрипло просит она. — Отпусти его.
— Я не могу, — качаю головой.
— Он не трогал меня. Расул пытался отговорить Аяза. Поверь мне, пожалуйста. Не убивай еще одного брата. Его гибель ты себе не простишь. Ты обещал мне, что скоро все изменится. Я умоляю, сдержи слово сейчас. Пусть смерть Аяза станет последней. Хватит.
Котенок вцепился в меня своими острыми коготками. Я смотрю на ее стертые запястья. В башке начинает шуметь от нового прилива ярости. А она держится за меня так доверчиво. Ей страшно, но смотрит пиздец как открыто! Так только она умеет. Ничего не скрывает. Все, что в ней есть, все наружу. Отдает мне все без остатка, наполняя жизнью и способностью дышать.
— Кэм, — а вот и Адиль пожаловал, — меня не пристрели. Я подойду.
Киваю.
Брат медленно проходит мимо, останавливается напротив Расула. Слезы на лице брата высохли, оставив лишь две дорожки, как следы его сиюсекундной слабости.
— Слушай меня, Рас. Внимательно слушай, — говорит ему Адиль. — Я люблю тебя, как брата. Ты мне брат. У нас один отец. Одна кровь. Одна фамилия. Я верю Ясне. Она сказала, что ты пытался остановить Аяза. Эта девочка не умеет лгать. Сейчас ты опустишься на колени перед старшим братом и его Душой, и будешь просить прощения. Искренне. Ты умеешь, я знаю. Ты хороший парень, Рас, — срывается на хрип Адиль, обняв малого за шею и дернув на себя. — Ты запутался. Мы уедем отсюда. Начнем все сначала. Вместе. Положим тебя в клинику. Потом, если захочешь, пойдешь учиться или устроишься на работу. Женишься. Будешь жить, понимаешь? Просто жить! В этом кайф, Рас, а не в той дряни, которой ты себя травишь. Я умоляю тебя, засунь в задницу свою гордость и проси прощения.
А Ясна продолжает гипнотизировать меня взглядом. Я внимательно слушаю каждое слово Адиля, пока не убирая оружие.
Ад отходит в сторону, едва не задев ногой мертвое тело Аяза. Толкает Расула в плечо. Малой смотрит на него, потом на меня. Делает один шаг. Затем еще один. И последний.
— Спасибо, — произносит одними губами, мельком взглянув на Ясну. Опускается перед нами на колени, склоняет голову. — Прости меня, брат, — с достоинством, без лишних оправданий. Остальное уже сказано в этой проклятой квартире и впиталось в стены навечно.
Моя девочка переступает с ноги на ногу. Смотрю на ее босые ступни так несуразно смотрящиеся на этом грязном полу. На красивые, непривычно открытые ножки. Замерзла же, глупенькая, смелая девочка.
— Иди к Самире, — говорю ей.
— Прости его, — она поднимается на цыпочки, целует меня в щеку и послушно уходит. Даже дверь за собой прикрывает, моя умница. Только я уверен, что мой котенок стоит возле нее с той стороны и ждет моего вердикта.
— Ты будешь находиться либо рядом со мной, либо рядом с Адилем, либо под охраной до тех пор, пока мы не закончим здесь с делами и не уедем. Потом ты добровольно ляжешь в клинику и будешь лечиться от зависимости. Сбудется ли остальное из того, что пообещал тебе Адиль, будет зависеть только от тебя. Я хочу, чтобы ты запомнил этот момент, Расул. Зафиксировал его в своей дурной башке! И ни на секунду не забывал, что обязан каждым часом своей жизни Адилю и Ясне. А в моей обойме всегда одна пуля будет предназначена для тебя.
Глава 38
Ясна
В кольце его рук тепло и безопасно. Камиль медленно водит мягкой губкой по моему животу и груди. Доверчиво откинув голову ему на плечо, считаю удары его сердца, стучащего мне в лопатку.
Мы вернулись домой всего пару часов назад. За это время он едва ли сказал десяток слов. Молча привел меня в свою ванную, сам набрал воды, сам раздел и погрузился вместе со мной в теплую воду. Чтобы разобраться в его чувствах, я слушаю, как со мной говорит его тело: учащенный пульс, тяжелое дыхание, несвойственные Камилю, сдержанные движения, словно он боится навредить и все контролирует. Спиной и ягодицами ощущаю все его рельефы. Напряженные мышцы, вздыбленного, горячего «монстра», сжимающие меня мощные бедра.
Теперь я, кажется, знаю, как переживают боль сильные мужчины. Молча, перемалывая ее внутри себя, будто там стоит огромная мясорубка. Только ножи у нее тупые. Процесс слишком медленный.
Его рука вздрагивает, застывает. Камиль опускает губку в воду, свободной рукой немного разводит мне ноги и бережно поглаживает между ними мягкой тканью с шипящими пузырьками мыльной пены. Водит по внутренней стороне бедра. Убирает губку в сторону. Закидывает мои ноги на края ванны, ладонью аккуратно давит чуть повыше лобка, прижимая крепче к себе и дну, чтобы я не съезжала.
— Закрой глазки, котенок. Тебе это очень нужно.
Он не видит, могла бы и не закрывать, но я закрываю, отдаваясь во власть его рук. Мне это тоже очень нужно. Понять, что я готова его принимать, что во мне ничего не сломалось после случившегося. У меня не было времени как следует подумать об этом. Камиль и сейчас не дает, занимая мои мысли собой и своими прикосновениями. Он очень плавно ласкает меня пальцами то просто поглаживая, то постукивая, то проталкивая их глубоко в меня, то отпуская, чтобы я могла дышать. Его «монстр» пульсирует мне в спину, требуя внимания, но сам Камиль ничего больше не просит. Подтягивает меня выше, надавив раскрытой ладонью прямо между ног. Проводит языком по уху, целует в щеку. Кожа горит там, где соприкасается с его бородой, но больше горят запястья, и я неосознанно подбираюсь.
— Тихо, тихо. Все хорошо, — успокаивает он. — Выдыхай и расслабься.
А у меня перед глазами начинают мигать картинки произошедшего. Одно единственное ощущение включило все остальное. Расслабиться никак не получается. Меня начинает наполнять ужасом. Чужие прикосновения. Я совершенно раздетая на столе в той квартире. Аяз, едва не взявший меня прямо там. Я чувствовала его эрекцию практически так же, как чувствую сейчас член Камиля.
Мышцы дрожат. Кам опускает мои ноги в ванну, прижимает крепче к себе.
— Проживи это сейчас, в моих руках и отпусти. Не хочу, чтобы тебя накрыло позже, когда я не смогу обнять и сказать, чтобы ты не смела ни в чем себя винить. Ты для меня самая чистая, слышишь? Самая ценная. Ни в том, что мой брат прикасался к тебе, ни в том, что он погиб, ты не виновата. Ты спасла жизнь Расулу. Ты спасла мою душу. Ты и есть моя Душа, котенок. Ее светлая часть. Ты подарила мне покой. Внесла баланс в мою гребаную жизнь, полную мрака и крови. Я погрузил тебя в свой личный АД, а ты повесила там занавески и расставила горшки с цветами на подоконниках. Ты делаешь меня и всех вокруг лучше. И то, что произошло, не сломает тебя. Я не позволю.
Развернувшись, обнимаю его и реву, спрятавшись у него на шее. Вдыхаю терпкий аромат его смуглой кожи при каждом судорожном вдохе и стараюсь удержаться за его слова, а не за пожар, распаленный внутри меня.
Камиль гладит меня по длинным, мокрым волосам, накрывающим голую спину, целует в макушку.
— Ничего, маленькая. Ничего. Ты справишься с этим. Я должен был включить твои эмоции сейчас. Плачь. Отпусти это все. Почувствуй мои руки. Ты в безопасности.
Не знаю, сколько мы так сидим. Вода успевает остыть. Камиль доливает горячей и пытается промыть мои волосы от пены. У него получается так неуклюже, что губы сами растягиваются в улыбке.
Шмыгаю носом, вытираю слезы. Устраиваюсь удобнее, снова закрываю глаза и сосредотачиваюсь на том, что он делает. Разбирает волосы на пряди, поливает на них теплой водой. Касается пальцами кожи на спине. По ней тут же бегут мурашки.