Я не рассчитывала на быстрый успех, когда начала свой обход домов неподалеку от комиссариата Четверти, однако к концу дня мне повезло — поваренок из пекарни Хелдера рассказал, что его сестра чинит одежду господина, похожего на того, кого я описываю, и вызвался проводить меня к ней. С милой и болтливой девушкой, обезображенной большим родимым пятном на щеке, мы долго секретничали за чашечкой кофе; мне это было нелегко, потому что она напоминала мне игривого щенка, который никогда не видел людской жестокости, и многие ее слова, пропитанные набожностью, казались нелепыми и наивными. Ее уродство не печалило ее. Она, конечно, пыталась запудривать и зарумянивать темно-лиловый след на щеке, но с легкостью шутила над ним, называя Божьей отметиной, точно воспринимала его лишь как крест, взваленный Господом ей на плечи. Она с удовольствием сплетничала обо всех, к кому ходила чинить одежду и белье, и со смешком рассказывала тайны, которые можно узнать по простыням и платьям. Штауфель ей нравился — он не скупился на плату, если у него были деньги, и вообще казался ей воплощением дворянства, обходительности и галантности. Его часто не было дома, и швейка слышала, будто он встречается с женой придворного советника, которая теперь хлопочет за него в верхах. Одежду он заказывал у дорогих портных, правда, не всегда мог расплатиться сразу и оттого залезал в долги, которые не торопился возвращать. Положа руку на сердце, я даже и подумать не могла, что внутри него таился мот. В доме у барона он был тих и услужлив, приберегал каждый хеллер и грош, что попадали ему в руки. Но, так или иначе, теперь я знала многое и тепло поблагодарила швейку, которая искренне пригласила меня заходить к ней еще и долго махала мне вслед, придерживая плечом тяжелую дверь дома, где ее семья снимала две узкие комнаты под самой крышей.
Весь вечер и следующий день меня не покидали мысли, как добраться до Штауфеля. Хорошо бы было заставить его покаяться в грехах и отправить в тюрьму, но для этого нужны были свидетели, да и не знала я, что сказать и что сделать, чтобы пробудить у него совесть. Я думала и о том, чтобы лишить его жизни, но все еще сомневалась, что у меня хватит твердости довести дело до конца. Когда стемнело, и после ужина Йоханнес позвал меня почитать перед сном, я согласилась, но поднялась к нему отнюдь не с чистым сердцем.
Пока я вязала, Йоханнес читал только вышедшую трагедию «Уголино», которая вызвала немало споров среди ученых людей. Я сдерживалась, чтобы не заплакать, когда доктор читал про Голодную башню, куда заключили графа Уголино с тремя сыновьями, и прозвучали пророческие слова епископа: «Так вы умрете»; я крепилась, когда в башню к пленникам принесли два тела: старшего сына, пытавшегося сбежать, и графини, которая якобы его отравила; мне было страшно и противно, когда граф и сыновья начали сходить с ума и от голода пожирать тела мертвецов, вспоминая о старых славных временах; невыносимо, когда из-за помутнения разума, средний сын напал на отца с ножом, и отец убил его, приняв за предателя-епископа, и я заплакала, когда от голода умер младший, любимый, оставив графа тлеть в муках и грызть кости своей семьи. Доктор бросил читать, когда я разревелась, и налил мне в стопочку крепкого и сладкого вина. Он заставил выпить его до дна, придерживая мне голову, и неловко утешал меня тем, что рассказанное происходило в темные, старые времена, когда и нравы были другими, и люди дикими. В подтверждение своих слов, он начал вспоминать истории, которые рассказывали о семье Борджиа, и неловко пошутил, что теперь у каждого аптекаря и доктора есть при себе арсенал отравителя. Позже, когда слезы высохли, я вспомнила его слова и попросила рассказать о ядах больше — и Йоханнес, добрая душа, не отказал мне и не заподозрил ничего плохого.
— Ядов так много, что я мог бы рассказывать о них всю ночь, но не рассказал бы и половины, — серьезно ответил он. — В прошлом люди составляли трактаты о ядах: Плиний Старший, скажем, или алхимик Ар-Рази. Если говорить о сегодняшних временах, то существуют грибы рода Fungus, которые мы знаем, как гриб-опухоль или гриб Королевского Белья. Ты наверняка видела их в лесу: мелкие, они похожи на бусину или яйцо, из которой потом вылезает бледная шляпка гриба. Когда он маленький, он будто обернут в паутину, и ошметки ее остаются на его ножке, когда он вырастет. Он вызывает колики и мучительную смерть, если по ошибке сварить его и съесть на обед… Есть множество растений, которые несут выздоровление в малых дозах и смерть в больших: омела и клещевина, белена и красавка, мак и лютик, полынь и ландыш, дурман и наперстянка — право же, их множество! Отравиться можно и сулемой, и кислотами — но они оставляют характерный след на губах — черный, зеленый, рыжий. Я слышал, что в прошлом люди травились и хлебом, будто в него насыпали красавки, но не уверен – пустой слух это или действительно правда…