Выбрать главу

Госпожа Рот, мадам, мой названный дядька, тетка Луиза ушли в ту тьму забвения, где им и суждено быть. Сейчас я далека от того, чтобы осуждать их за их поступки, которые диктовались лишь стремлением выжить любой ценой, но одобрить и понять их не могу. Весь мой жизненный опыт говорит о том, что в саду бытия одинаково пышно могут цвести и цветы зла, и цветы добра, но, если ты возделываешь растения, приносящие лишь боль и отчаяние, они вернутся к тебе во сто крат. Справедливо и обратное. На заре жизни сложно отличить одно от другого, и в миг отчаяния человек способен удобрить не тот куст, но стоит держаться от зла подальше, если не хочешь, чтобы оно проснулось через много лет и неожиданно пришло в твой дом. В своем сердце я сохранила имена тех, кто пострадал от зла и несправедливости и молилась за них и их души: Аранка, Ганс, мои родители — они всегда были со мной и во мне, потому что сделали меня такой, какая я есть.

Об Иштване Йоханнес знал только, что тот стал знаменитым мастером — у него было немало лавок с игрушками по всей Европе, но этот вечный бродяга, вхожий ныне даже к сильным мира сего, до сих пор не мог усидеть на одном месте. Ходили слухи, будто один из его кораблей потерпел кораблекрушение где-то неподалеку от наших берегов, и Иштван упокоился в морской пучине, но мне в это не верилось. Я до сих пор сохранила его подарки, хотя порой была близка к тому, чтобы сменять их на муку или мясо, и мои дети с удовольствием играли его старыми игрушками, подаренными мне, и даже исхитрились ничего не сломать. Каково же было мое удивление, когда в один прекрасный день в наш дом постучался юноша, похожий на мою первую любовь, как две капли воды, и передал мне письмо, а вместе с ним чудесные настольные часы. Когда они били полдень, маленький черный песик на верхушке принимался танцевать вместе с девчонкой, переодетой в сорванца, и я-то знала, кто они и как их зовут!.. В своем письме Иштван написал, что приехал в Америку, чтобы попробовать найти здесь новый рынок сбыта, и случайно узнал от местного священника обо мне, как о примере католички, которая перешла в истинную веру. Мое имя, достаточно редкое в этих краях, заставило его навести справки, и он был рад узнать, что со мной все хорошо. Сам он явиться на мои глаза не посмел и послал своего младшего сына передать письмо и подарок для меня. Как ни странно, но его сын по характеру оказался полной ему противоположностью и полюбил одну из моих дочерей, которая совсем не похожа на меня. Вскоре они собираются пожениться, и я надеюсь, что на этот раз история будет более счастливой, чем наша.

На этой ноте я, пожалуй, закончу свой рассказ, чтобы больше не утомлять читателя. Не могу не вспомнить еще одну из повестей господина Вольтера, упокой Господи его душу, и еще одну последнюю фразу: «Все благословляли Задига, а Задиг благословлял небеса».

Нет ли лучшего окончания любой жизни?

К О Н Е Ц