Госпожа Рот была у себя, и из-за двери ее комнаты не доносилось ни звука. Я постучалась, спешно проглотив слюну, и слабый голос пригласил меня войти.
Занавеси были плотно задернуты, и у кровати стояла миска с водой. Старуха лежала на кровати с мокрой тряпкой из сурового полотна на лбу, и над ней парил удушливый запах фиалок, такой резкий, что у меня заболела голова.
— Что тебе надо? — неприязненно спросила госпожа Рот, не открывая глаз.
Я подошла ближе и сделала быстрый книксен.
— Госпожа Рот, там… — я замялась, не зная, как начать рассказ.
— Не стой столбом, — велела она. — Что там?
— Там остался один из гостей.
— И что? Он не желает уходить?
— Он… Он помер, — я окончательно притихла.
Старуха приподнялась на локтях и недобро окинула меня взглядом. Ее всегда убранные волосы сейчас растрепались вокруг налитого кровью лица.
— Помер? — недоверчиво переспросила она. — Маленькая ведьма! Мне надо взглянуть самой.
Я опустила глаза, бормоча невнятные и сбивчивые извинения, но вряд ли старуха меня слушала. Она спустила ноги с кровати, нашаривая туфли ногой в колючем шерстяном чулке, и поморщилась.
— Поди вон отсюда, — велела она наконец, прервав меня на полуслове. — Заканчивай уборку и иди к себе. В ту комнату не заходи. Ты ничего не видела, поняла?
— Да, госпожа, — робко ответила я, хотя во мне было больше радости, чем робости, и попятилась назад.
— Держи язык за зубами, — донеслось до меня от кровати, и я кивнула и взялась за медную ручку двери. Болтать мне все равно было почти не с кем.
Убиралась я долго, но не из-за тяжести работы: это любопытство заставляло меня прислушиваться к звукам из комнаты мертвеца. Оттуда доносились шорохи и осторожные шаги, и мое воображение показывало мне, как мертвец ходит по комнате, разыскивая мальчика и свои деньги. Стало так страшно, что я начала вполголоса молиться, как деревенский дурачок у церкви, и в такт словам оттирала пол.
Страх все еще не отпускал меня, когда я наконец закончила домашнюю работу, поела и помогла кухарке почистить овощи. Страх не отпускал, пока я поднималась по лестнице к себе, и я напредставляла себе, что Якуба уже нет; будто кто-то забрал его с собой – госпожа Рот, или мадам, или его мертвый хозяин.
Мальчишка был на месте, и он уже успел оторвать несколько лоскутов от моего одеяла. Как только я вошла в комнату, он требовательно и капризно заявил:
— Я есть хочу!
— Я кое-что принесла, — заверила я. От своего обеда мне удалось сохранить ломоть хлеба, и пока кухарка не видела, я выковыряла из него верхушку мякиша и положила туда половину своей порции каши и пару ломтиков сушеного мяса. Якуб открыл рот, как голодный галчонок, не сводя с меня своих карих глаз, и принялся терпеливо ждать, пока я достану еду из-под передника.
— На, — я положила хлеб перед ним. Не кормить же его с рук, как маленького?
— Что это? — с подозрением спросил он и закрыл рот.
— Хлеб, каша и мясо.
— Плохо пахнет, — недовольно заметил мальчишка, но набросился на еду, как будто не ел несколько дней.
Я пожала плечами и присела с ним рядом, подоткнув юбки. Когда он жевал, его оттопыренные уши шевелились, и я невольно улыбнулась.
— Сядь ко мне поближе, — велела я ему и достала из кармана гребешок. — Мне нужно тебя расчесать. Ты будто стоял на голове в мусорной куче.
Он презрительно повел плечом, но я привлекла Якуба к себе и распустила атласную ленту, которой были связаны его волосы. Во мне чуть шевельнулась зависть: они были такими гладкими, тонкими, цвета потемневшей позолоты в ризнице; мои, непослушные и темные, как старая древесина, казались рядом грубыми и жесткими, как войлок.
— Расскажи мне еще о себе и своих родителях, — попросила я, перекидывая гребнем одну золотистую прядь за другой. Страх наконец отпускал меня, дышать становилось легче, и мертвец покинул мои мысли. — Как ты жил?
Якуб опять дернул плечом, затолкал остатки еды себе в рот и облизал грязные пальцы. Он зорко взглянул на полы своей курточки: не осталось ли там крошек, и вздохнул.
— У меня было много игрушек. Солдатики, ружье, три сабли, книжки с картинками, — сообщил он из-под моей руки. — И Подковка. Это такой маленький конь.
— Игрушечный?
— Настоящий! Деревянный у меня тоже есть, но я случайно сломал ему шею. Слуга отца брал меня с собой на конюшню, и я кормил его морковкой.
— Слугу? – я не удержалась глупо сострить, и Якуб обиделся.
— Говори тебе чего! — буркнул он и попробовал высвободиться.
— Не сердись и не ерзай, — велела я ему. — А то задену гребнем по ушам, будешь знать. Значит, твой отец… м-м-м… капитан?